Я искал пагада.
Его нигде не было. Куда он мог деваться?
Я еще раз перебрал карты и задумался об их тайном смысле. Особенно этот «повешенный» — что бы мог он означать?
Человек висит на веревке между небом и землей, головой вниз, руки связаны за спиной, правая нога занесена за левую так, что образуется крест над опрокинутым треугольником.
Непонятный символ.
Вот! Наконец-то! Харусек.
Или не он?
Радостный сюрприз. Это Мириам.
………………………….
— Знаете, Мириам, я только что хотел спуститься к вам и предложить вам поехать покататься. — Я был не совсем искренен, но не задумывался над этим. — Ведь вы не откажетесь? Мне сегодня так беспредельно весело, что вы, только вы, Мириам, должны увенчать мою радость.
— Кататься? — повторила она так растерянно, что я не мог не расхохотаться.
— Неужели мое предложение так необычайно?
— Нет, нет, но… — Она подыскивала подходящие слова. — Ужасно странно. Кататься!
— Нисколько не странно. Подумайте, сотни тысяч людей делают это: в сущности, всю жизнь только это и делают.
— Да,
Я схватил ее за обе руки.
— Радость, которую могут переживать
Она вдруг побледнела, и по ее неподвижно устремленному взгляду я понял, о чем она думала.
Это кольнуло меня.
— Вы не должны постоянно думать об этом, Мириам, — убеждал я ее, — об этом… чуде. Обещайте мне это из… из… дружбы.
Она почувствовала тревогу в моих словах и удивленно посмотрела на меня.
— Если бы это не так действовало на вас, я мог бы радоваться вместе с вами, но… Знаете, я очень беспокоюсь о вас, Мириам. Меня, как бы это выразить, беспокоит ваше душевное равновесие! Не поймите этого буквально, но я хотел бы, чтобы чудо никогда не случалось.
Я думал, что она будет возражать, но она только кивнула головой, погрузившись в размышления.
— Это терзает вам душу. Разве не так, Мириам? — Она вздрогнула.
— Иногда и я почти желала бы, чтобы оно не случалось.
Это прозвучало для меня надеждой.
— Когда подумаю, — сказала она медленно и мечтательно, — что придет время, когда я буду жить без всяких чудес…
— Вы ведь можете сразу разбогатеть, и вам больше не нужно будет, — необдуманно прервал я ее, но быстро остановился, увидев ужас на ее лице, — я думаю, вы можете естественным путем освободиться от своих забот, и чудеса, которые вы тогда переживете, будут духовного характера: события внутренней жизни.
Она отрицательно покачала головой и твердо сказала:
— События внутренней жизни — не чудеса. Меня всегда удивляет, что, по-видимому, есть люди, которые вообще не имеют их. С самого детства, каждый день, каждую ночь, я переживаю… — (Она прервала свою речь, и я вдруг понял, что в ней было что-то другое, о чем она мне никогда не говорила, может быть, невидимый ход событий, похожий на мой.) — Но это не важно. Если бы даже появился кто-нибудь, кто исцелял бы больных прикосновением руки, я бы не назвала этого чудом. Только когда безжизненная материя — земля — получает душу, когда разбиваются законы природы, тогда случается то именно, о чем я мечтаю с тех пор, как научилась думать. Однажды отец сказал мне: есть у Каббалы две стороны: магическая и абстрактная, никогда не совпадающие.
— Этот дар и есть то, чего я жажду; но я равнодушна к тому, чего могу достичь, оно для меня ничтожно, как пыль. Когда подумаю, что настанет время, — я только что вам об этом сказала, — когда я буду снова жить, без всех этих чудес… — Я заметил, как судорожно сжимались ее пальцы, раскаяние и горе охватило меня… — Мне кажется, что я уже умираю от одной только такой возможности.
— Не потому ли вы и хотели бы, чтобы чудо никогда не случалось? — спросил я.