Тема семьи, проблемы, возникающие между супругами, между детьми и родителями, которые занимают столь важное место в последнем романе трилогии о Резо «Крик совы», с разных сторон исследуются и в других романах Эрве Базена, таких, как «Ради сына» (1960), «Супружеская жизнь» (1967), «Анатомия одного развода» (1975). Но, подвергая внимательному анализу отношения в семье, конфликты, в ней вызревающие, Базен отнюдь не выступает в роли этакого бесстрастного летописца семейных нравов, он всегда предстает перед читателем как человек со своей четко выраженной позицией, как человек, обеспокоенный разладом, царящим в этой так называемой ячейке общества, что по-своему свидетельствует о неблагополучии всего общества в целом. Пассивность и равнодушие глубоко чужды писателю, да и характеры его привлекают сильные, активные. Бунтарь, человек-борец, отстаивающий свое человеческое достоинство, свои права, — вот кто интересует Базена, будь то Жан Резо, или туземцы с затерянного в океане острова, не могущие примириться с жизнью в «обществе потребления» («Счастливцы с острова Отчаяния», 1970), или мужественная девушка-калека Констанция Орглез, не желающая сдаваться и поддерживающая более слабых («Встань и иди»). Не случайно последний роман сравнивали с такими книгами советских писателей, как роман Николая Островского «Как закалялась сталь» или «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого.
Может быть, именно эти тенденции в творчестве Базена в какой-то степени объясняют появление такого на первый взгляд несколько неожиданного для писателя произведения, как «И огонь пожирает огонь» — остро злободневной повести на актуальную политическую тему. В связи с этой повестью мне хочется вспомнить еще об одной беседе с писателем, состоявшейся во французской столице в конце 1970 года. Я только что вернулся в Париж из кратковременной поездки в Чили, куда меня вместе с группой других представителей крупнейших газет мира пригласило правительство Народного единства на торжества, посвященные победе сил демократии. При встрече с Базеном я поделился с ним впечатлениями от пребывания в Сантьяго. Особенно заинтересовал писателя рассказ о короткой беседе с президентом Альенде на приеме во дворце Монеда. Во мне боролись тогда смешанные чувства: я находился под сильнейшим впечатлением от всенародного ликования, порожденного благотворными переменами, происходившими в тот период в Чили, но в то же время, как у многих из нас, у меня вызывал какую-то смутную тревогу даже сам вид чилийской армии, весьма напоминавшей гитлеровский вермахт. Извинившись за банальность вопроса, мы спросили Альенде, не испытывает ли он, как и мы, такое же чувство тревоги: ведь слишком часто во многих странах Латинской Америки реакционное армейское офицерство играло роковую роль в судьбах демократии. «Я понимаю ваше беспокойство, дорогие друзья, — ответил президент. — Но мне хочется верить, что в Чили этого не случится».
— Дай-то бог, — откликнулся на мой рассказ Эрве Базен. — Нам всем хочется этому верить.
«Нам всем» в устах писателя означало: всем сторонникам демократии и социального прогресса, которые повсюду горячо желали свободолюбивому чилийскому народу успехов на избранном им пути.
Увы, дальнейшие события обманули эти добрые пожелания и надежды. В результате кровавого переворота к власти пришла фашистская хунта. Демократия и законность в Чили были разгромлены, а президент Альенде и тысячи его соотечественников погибли от рук палачей.