Избранное. Статьи, очерки, заметки по истории Франции и России

В донесении от 26 августа французский посланник сообщал об эмиграции татарской знати из Крыма в Турцию: «Крымские мурзы численностью 300 человек покинули полуостров и направились в Константинополь в сопровождении своих жен и детей. Туда же отправилась и многочисленная семья Шагин-Гирея, за исключением самого бывшего хана и одного или двух его братьев. Эта эмиграция лучшей части татарской нации должна произвести болезненное брожение в Константинополе и вынудить Оттоманское министерство отказаться от всяких мирных намерений»[239].

Действительно, сторонники войны в столице Оттоманской империи приобрели в лице татарских эмигрантов новых горячих приверженцев. Рейс-эфенди объявил, что скорее умрет, чем согласится с тем, чтобы Крым остался у России. Громкие призывы к войне с «неверными» создавали впечатление, что такая война вполне вероятна.

Как ни возмущался версальский двор вероломством России, нарушившей Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г. и Айналы-Кавакскую конвенцию 1779 г., нежелательная перспектива новой русско-турецкой войны и ее возможных последствий побуждала его к продолжению миротворческих усилий.

За миролюбивыми устремлениями Франции скрывалась ее неспособность, помноженная на нежелание, ввязываться в русско-турецкую войну, если она, не дай Бог, разразится. Другое дело, если бы вместе и одновременно с Россией против Турции выступила Австрия. В таком случае Франции было бы гораздо труднее уклониться от прямой поддержки Оттоманской Порты во имя сохранения европейского равновесия и статус-кво в Средиземноморье. Именно поэтому дипломатия Вержена прилагала большие старания сразу в трех направлениях: примирение России и Турции; сдерживающее влияние на Австрию; закулисные переговоры с Пруссией о совместных действиях в случае нападения России и Австрии на Порту Одновременно во Франции осуществлялись демонстративные меры военного характера, которые можно было принять за подготовку к войне. Все это, разумеется, фиксировалось русскими дипломатами в Париже, что, в свою очередь, вполне устраивало Вержена. На внимание именно к этим демонстративным приготовлениям России и Австрии и рассчитывало французское правительство.

Барятинский эти приготовления всерьез не воспринимал, а тем более циркулировавшие по Парижу слухи о возможности совместных военных действий Франции и Пруссии против России и Австрии. Зная, сколь неблагополучно финансовое положение Франции, истощенной войной с Англией (1778–1783), он не верил в искренность демонстраций версальского двора: «Франция, конечно же, Порту к воспалению войны приводить не будет, – докладывал он в Петербург, – а, напротив того, станет прилагать старание о соблюдении тишины; ибо здесь войны весьма не желают, потому что финансы в великом неустройстве; а между тем все ее приготовления имеют целью поставить себя в почтительнейшее состояние на суше и на море, дабы по обстоятельствам, какой оборот примет сие дело, могла она принять решительность для удержания политического равновесия»[240]. В переводе с архаично-дипломатического языка XVIII в. это означало, что все демонстративные военные приготовления Франции и сознательно распространяемые Верженом слухи о возможности военного союза с Пруссией имели одну единственную цель – удержать Россию (и Австрию) от нападения на Турцию. Ради этого французская дипломатия готова была продолжить свои миротворческие усилия в Константинополе.

В этом же направлении действовал представитель Христианнейшего короля и в Петербурге, проявляя максимум деликатности и истинно французской галантности. Единственно, с чем маркиз Верак никак не мог согласиться, так это с тем сравнением, которое его петербургские собеседники проводили между оккупацией Крыма Россией и присоединением Корсики к Франции в 1768 г. и военными операциями Франции в Северной Америке на стороне Соединенных Штатов. На очередной встрече с вице-канцлером Остерманом Верак нашел такую параллель странной, заявив, что Корсика не была захвачена Францией, а уступлена ей по договору прежним владельцем острова – Генуэзской республикой. Что же касается Северной Америки, то и в этом случае Францию нельзя считать агрессором или интервентом, так как ее войска и флот находятся там в соответствии с американо-французским договором 1778 г. Верак даже позволил себе легкий намек на то, что своими действиями в Крыму Россия, по существу, нарушила ею же подписанный Кючук-Кайнарджийский договор. «Я могу Вас заверить, что граф Остерман не нашел ни одного слова, чтобы возразить на эту мою реплику, и испытал даже некоторое смущение», – не без гордости писал маркиз Верак в донесении своему министру[241].