Избранное. Статьи, рецензии, рассказы, письма

Основные неприятности газеты были связаны с тем, как она освещала положение крестьян и рабочих, о чем она, повторяю, вела смелый разговор из номера в номер⁵. Да, в ту пору было более чем смело в провинциальной газете внушать читателю, что «крестьянин наш постоянно живет под страхом лишиться… самой своей жизни», что «условия его существования остались такими, как и во времена крепостного права» (1873. № 120), что те страдания, какими отмечена жизнь крестьянства, «еще сильней и ужасней существуют в жизни фабричных людей» (1873. № 101).

Чтобы показать, что такое положение царит во всей России и что оно вызывает уже в массах взрывы недовольства, «Камско-Волжская газета» наряду с местными материалами широко использовала и сообщения различных других газет страны. Почти целую страницу газета отвела, например, на перепечатку материалов о крестьянском бунте Купянского уезда Ново-Екатеринославской волости (1872. № 62).

Газета подробно информировала читателей о том, как крестьяне слободы Коломийчихи Купянского уезда «объявили открытую войну местным властям» и как «началось движение в сосед них с Коломийчихой селениях с низложением волостного и сельского правления и учреждением нового, своего начальства».

Аналогичные публикации газета регулярно посвящала заводским и фабричным, положение которых вызывало ее горячее сочувствие; об этом можно судить даже по заголовкам ее от дельных публикаций 1873 г.: «Судьба русского рабочего» (№ 54), «Еще о положении рабочих» (№ 35), «Хозяева – с золотом, рабочие – с сумой» (№ 20), «Насилие богачей» (№ 58), «Как обходятся с рабочими на фабриках» (№ 99), «Протест рабочих против притеснений» (№ 65), «Стачка рабочих на фабрике Михина» (№ 8), «Волнения рабочих за границей» (№ 56), «Стачка рабочих» (№ 114).

Открыто обличая виновников тягостной судьбы народа, «Камско-Волжская газета» вместе с тем резко осуждала печатные органы, которые этого не делали. Когда в 1873 г. в Самарской губернии от голода стали гибнуть десятки и сотни людей, «Камско-Волжская газета» забила в набат. Она опубликовала «Обращение к провинциальной прессе и провинциальному обществу» под тревожным заголовком «На помощь!» «Унылом звоном раздается весть о Самарском голоде из конца в конец России», – писала газета в этом обращении, призывая предпринять все возможные меры, чтобы спасти голодающих от смерти.

Сама газета объявила сбор пожертвований в пользу голодающих и регулярно публиковала списки тех, кто хоть каким-то взносом отозвался на этот призыв. Между тем голод распространялся и на другие губернии. И в «Камско-Волжской газете» появилась уже постоянная рубрика – «Хроника народного голода». Под этой рубрикой газета в одной или двух колонках помещала леденящие душу сообщения: «Херсонский голод», «Оренбургский голод», «Донской голод», «Пермский голод», «Голод и разорение в Новгородской губернии», «Вымирание крестьян в Тверской губернии» (1873. № 134, 139, 142 и др.). Такую ситуацию многие провинциальные издания стыдливо замалчивали, будто не замечали этой всенародной трагедии. Гневно писала по этому поводу «Камско-Волжская газета»: «В нашем светском обществе, и особенно в провинциальном, любящем подражать бомонду, скрывать свои чувства и ничем не возмущаться вошло в правило» (1873. № 133). Газета резко осудила, в частности, архангельские «Губернские ведомости» и газету «Сибирь», которые «не только не осмеливаются предать гласности какой-нибудь факт, но, напротив, постоянно рапортуют о полном благополучии и процветании. Такая деятельность печати, поставившей себе зада чей одну лесть и панегирики, прежде всего вредна самой провинции. Она закрывает глаза на положение провинции и поставляет целью противодействовать тому, что выражается здоровою гласностью. Словом, она выполняет орудие, совершенно противоположное честному печатному слову» (1873. № 137).