Этот маузер дамский в огромной руке!Этот выстрел, что связан с секретом,От которого эхо гудит вдалеке,В назидание прочим поэтам!Отчего, агитатор, трибун и герой,В самого себя выстрелил вдруг ты,Так брезгливо воды избегавший сыройИ не евший немытые фрукты?Может, женщины этому были виной,Что сожгли твою душу и тело,Оплатившие самой высокой ценойНеудачи своих адюльтеров?Суть не в этом, а в том, что врагами друзьяС каждым новым становятся часом,Что всю звонкую силу поэта нельзяОтдавать атакующим классам.Потому что стихи воспевают террорВ оголтелой и воющей прессе,Потому что к штыку приравняли пероИ включили в систему репрессий.Свой последний гражданский ты выполнил долг,Злодеяний иных не содеяв.Ты привёл приговор в исполнение – до,А не задним числом, как Фадеев.Продолжается век, обрывается деньНа высокой пронзительной ноте,И ложится на дом Маяковского теньОт огромного дома напротив.1986
Ермаково
Паровозы, как мамонты, тонут в болоте.Потускневшее солнце уже на излёте.Машет крыльями грустно, на юг улетая,Туруханского гнуса пора золотая.Край поры молодой, я там с юности не был,Где горит над водой незакатное небо,И светлеют, обнявшись, спокойные реки, –Белый плёс Енисея и синий Курейки,Где стоят, высоки, приполярные ели,Где вождя мужики утопить не сумели.Паровозы, как мамонты, тонут в болоте.Вы подобное место навряд ли найдёте,Где гниют у низины пустынного лесаСилачи-исполины, четыре «ИэСа»[1],Словно памятник грозной минувшей эпохи.Ржавых труб паровозных невеселы вздохи.Много лет, как сюда завезли их баржою,И стоят они здесь, поедаемы ржою.Волк голодный, обманутый рыжею кровью,Пробирается, крадучись, к их изголовью.Эти призраки все я запомнил толковоНа краю Енисея вблизи Ермаково,Где осинник пылал светофором над нами,Где пути вместо шпал замостили телами.Но истлели тела – и дорога насмарку,Что связать не смогла Салехард и Игарку.Сколько лет пробивался по тундре упрямоЭтот путь, что заложен задолго до БАМа?Половодье в начале недолгого летаДо сих пор вымывает из кручи скелеты.Нынче норы лисиц и берлоги медвежьиЗаселяют туманное левобережье,Да остатки бараков чернеют, убоги,У покинутой насыпи мёртвой дороги.Паровозы, как мамонты, тонут в болоте.И когда эти строки вы в книге прочтёте,Помяните людей, что не встретили старость,От которых нигде ничего не осталось.1987