Избранное. Том 1

Как только почтенные гости оказались в сакле, Раджаб засуетился, заставил хлопотать жену, вызвал ей в помощь соседку, а сам зарезал барана, даже не дав заблеять. Так спешил Раджаб, что, когда резал, забыл повернуть голову барана в сторону Киблы.[13] Не прошло и двух часов, как во дворе запылал костер и закипел большой чабанский казан, в котором варилась добрая половина бараньей туши. А еще через час на подносе лежала горка мяса с костями и комната наполнилась аппетитным запахом вареной баранины с чесноком да жареной картошки. И главное, нашлось у Раджаба чем оросить такую трапезу: полный бочонок крепленого вина «Дерхаб». Первые бокалы выпили молча, за вторыми похвалили руки, что приготовили трапезу, а когда поднимали бокалы в третий раз, к ним присоединились «сельсовет Мухтар» и корреспондент Касум. Принимая бокал, Мухтар весело сказал:

— Теперь можем быть спокойны: раз прибыл корреспондент, каптар испугается. Он, говорят, исчезает, когда приближаются журналисты или ученые.

— Будь он проклят! — отозвался Чамсулла. — Опозорил нас на весь свет.

— Не опозорил, а прославил, — возразил Хамзат. — Кто прежде слышал о нашем ауле?

— Да, да, а нынче Шубурум у всех на устах, — заметил Касум. — Если каптар здесь не один, то будут эти места названы заповедником…

— Давайте хоть за едой не вспоминать о каптаре, — взмолился Кара-Хартум, держа обеими руками большую кость с мясом.

Приходу Мухтара неслыханно обрадовался хозяин дома. Теперь каждый бокал сопровождался тостом, и если б кто посторонний услыхал эти тосты, он решил бы, что лучшие люди мира собрались сегодня в сакле Одноглазого. «Если есть на свете мужчина, — он должен быть таким, как Чамсулла!» — объявил захмелевший Кара-Хартум. «Если рождает мать сына, то пусть он родится подобным нашему Мухтару!» — возгласил Хамзат: он боялся, что Айшат расскажет отцу обо всем, что случилось, робел, и заискивал, и тайно радовался: этот пришелец Касум, кажется, не узнал его! А Касум все думал: где же встречал этого парня? Но разве мало журналист встречает людей? Хамзат — ветеринар, учился в городе; значит, мог встретиться и там… Да и лицо Хамзата с тех пор обросло: нет больше парикмахера в ауле!

Дошла очередь и до Касума. Касум любил застольные тосты и славился среди журналистов как мастер тоста короткого, но выразительного, что называется, «тоста с изюминкой». Он и тут не растерялся и опорожнил бокал за каждый камень этой сакли, за каждый волос хозяина, за баракат — щедрое угощение, за честь сидеть за одним столом с такими людьми, за все и за всех; короче, он произнес «дерхаб!», самое богатое слово в словаре горцев. И его с удовольствием поддержали все присутствующие. Особенно понравился тост Кара-Хартуму, который всегда удивлялся сообразительности горожан, их умению не лазить за словом в карман. Однажды случайные попутчики спросили его: много ли в Шубуруме ученых людей? Кара-Хартум подумал и ответил: «Не знаю, много ли, мало ли, но четырнадцать человек носят соломенные шляпы».

— Любо слушать этих горожан! — воскликнул Кара-Хартум. — И говорят-то они так, будто другая мать их родила. Откуда вы берете такие слова?

— Из жизни, — улыбнулся польщенный Касум.

— Почему же мы не можем взять? Ведь у нас тоже жизнь, черт возьми, а не мамалыга!

— Не жизнь, а кошмар, — перебил Чамсулла. — Просто не разберешь, что здесь творится.

— Нечем было людей позабавить. Теперь есть… Появился этот снежный шайтан! — сказал ворчливо Мухтар.

— Ну, давайте не будем отвлекаться! — вмешался Хамзат. — Тост произнесен, выпьем.

— Да, тост был достоин нашего дорогого Раджаба. Дерхаб! — поднял бокал захмелевший Кара-Хартум. — Будь здоров, ты чудесный человек, Раджаб! Эх, жаль, что моя мать не была женой твоего отца: были б мы с тобой родными братьями…

И каждый перед тем, как выпить свой бокал, хвалил великие достоинства Раджаба Одноглазого. В состоянии трезвом они, наверное, удивились бы, засмеялись, отказались бы от своих слов, но вино делает людей добрыми и щедрыми, во хмелю человек всемогущ, он может наобещать другу горы золота, и друг в таком состоянии тоже верит и простодушно отказывается принять сокровища. Слушая гостей, Раджаб смущался и даже краснел.

— Баркалла, баркалла, спасибо! — кланялся Раджаб на все стороны. — Да сохранятся ваши головы на плечах, чтоб радовались ваши дети! Я рад, что сижу с вами. Но горько мне сознавать, что, быть может, это последний раз в моей жизни…

— Да что ты? Почему последний раз?! — возмутился Кара-Хартум. — Еще не раз мы сядем за один стол, пока живы, пока есть овцы в колхозных отарах…

— Но без меня… Ведь никто не поверит, все скажут: «Это ты нарочно!»

— Никто не скажет! А мы? — Во хмелю даже Чамсулла стал щедрым. — Как-никак я все же парторг! Ты, Раджаб, настоящий мужчина, тебе ли отчаиваться… Ну, сгорели документы… Бумажки! Стоит ли из-за них плакать? Да я бы сжег все бумаги на свете! Мухтар, да успокой ты его душу! Ну, что это за человек: все переживает и переживает…

— А что ж делать? У меня семья, дети…