Избранное. Том 1. Сон в начале тумана

Эти деньги приглянулись уездному начальнику Уэлена, некоему Хренову, который стал всячески преследовать парня, то изобретая какой-то особый таможенный закон, то просто объявлял от имени сначала Временного правительства, потом верховного правителя Сибири адмирала Колчака о конфискации ценностей. Однако Тэгрынкеу не сдавался и не приносил денег. Он спрятал их так, что время от времени учиняемые обыски в его яранге были бесплодными.

Раздосадованный неудачей Хренов в приступе ярости застрелил головную собаку Тэгрынкеу и этим окончательно восстановил против себя не только самого Тэгрынкеу, но и всех жителей Уэлена. Пришлось Хренову бежать в Америку без денег Тэгрынкеу, с одной лишь скудной уездной кассой, где были денежные знаки сомнительного достоинства, выпущенные всеми правительствами, которые существовали в Сибири.

Значит, этот парень стал большевиком… Странно, ведь Тэгрынкеу произвел на Джона Макленнана очень благоприятное впечатление и понравился ему больше Гэмалькота, этого непонятного чукчи, который мало говорил и очень пристально смотрел.

— Встретил я этого Тэгрынкеу, разговаривал с ним, — продолжал Ильмоч. — Смешно! Он сел в деревянном доме за столом под большой картиной, на которой изображен бородатый человек. Пришел я к Тэгрынкеу, а он взгромоздился на стул в меховых штанах, а на рукаве кухлянки намотана красная ткань, видно кусок с того лоскута, что на шесте. Сначала я ему сказал, некрасиво так — только на одном рукаве, попросил бы жену разрезать ткань и нашить по подолу и на каждый рукав. Сильно осерчал Тэгрынкеу за разумный совет, стал кричать на меня, обзывать всякими нехорошими словами, будто кровь я сосу из пастухов, и еще сказал мне одно обидное слово, видно, русское ругательство, которое я запомнил, хотя оно и трудное. Память у меня еще хорошая — кисплутатор.

Я человек спокойный, подождал, пока перекипит парень. Еще одно: на поясе, рядом с охотничьим ножом, повесил он ружьецо, вроде того, что я нашел у погибших белых, которые желтый денежный песок искали.

Жду я, потом говорю, чтоб не сердился, потому что пришел к нему, как к новой власти — не смеяться, а выразить уважение, спросить, чем могу помочь, все же не последний я человек в тундре. На первое время ведь могу помочь и советом, потому что старше я намного. Говорю ему, пусть носит красный лоскут где хочет, его дело, только люди будут смеяться. И еще сказал, что повесил он неудачную картинку, какого-то бородатого человека в простой деревянной раме. Сказал ему, что русские вешают такие лица в дорогих золоченых рамах и еще зажигают свечу, чтобы ему было светло и тепло… Ну, тут как вскипит Тэгрынкеу, словно кипятком его ошпарили! Закричал, затопал ногами и вытолкал меня из домика… Понял я из его криков, что висит на стене изображение Маркса, вождя большевиков…

Ильмоч на этот раз решительно выдернул из-за пазухи бутылку, со смачным всхлипом выдернул из горлышка тряпицу и впился ртом. Сделав несколько судорожных глотков, он презрительно заметил:

— Ничего примечательного в этом человеке. Разве только борода. Ну, и глаза, как у нашего Орво. А так — больше ничего. Простой человек. Одеть его в кухлянку, в малахай, посадить на собачью упряжку — от нас не отличить… Вот такие новости на нашей земле.

Рассказ Ильмоча поначалу забавлял Джона, потом стал рождать тревогу: значит, большевики дошли до чукотской земли. Кто же будет следующим?

Неужели в этом огромном мире не найдется здравомыслящего человека, который мог бы возвысить голос за эти малые народы, которые ничем не виноваты в том, что оказались на одной планете с разъяренными в борьбе за власть? Что-то говорил капитан Амундсен о новой всемирной организации, в которой видную роль играет Фритьоф Нансен? Может быть, написать ему письмо, чтобы Лига Наций подняла голоса в защиту арктических народов? Но станет ли она этим заниматься?

Ильмоч с горечью чувствовал, что, и выпив, он остается совершенно трезвым. В бутылке водки — на самом дне, а голова ясная. Неужели гнев пожирает действие дурной веселящей воды? Удивившись неожиданному открытию, Ильмоч все же допил водку, посмотрел на Джона и твердо сказал:

— Белые люди всюду одинаковы… Я не говорю о тебе, потому что ты совсем другой, ты наш и нас понимаешь. Может быть, ты потому и ушел от них. И до чего же подлый народ! Гляди: Большеносый назвал меня другом, принял от меня оленьи туши, а потом не пустил на корабль. Теперь — большевики. Я от чистого сердца предложил им помочь, а они отказались да еще назвали кисплутатором.

— Но ведь Тэгрынкеу не белый человек, — возразил Джон.

Ильмоч махнул рукой:

— Испортили его. Я уверен, что они каждый день дают ему бутылку. Иначе с чего он такой смелый? Ну, пусть сунутся теперь ко мне! Я стану жить, как Армагиргин. Пусть идут мимо меня искатели желтого металла, торговцы, большевики — мимо!

Ранним утром Ильмоч уехал к своему стаду.

5