Избранное. Том 1. Сон в начале тумана

В этот день, казалось, все мужчины Энмына решили попытать удачи в поисках даров моря. И каждому встречному Джон сообщил о своей находке, но ни один не принял всерьез его слова. Многие переспрашивали и высказывали предположение, что это не кит, а морж и даже лахтак, а скорее всего — белуха.

Уже на подходе к селению Джон услышал за собой громкие крики. Он обернулся и увидел Тнарата и Армоля, которые мчались, словно состязались в беге.

— Эй, Сон! — крикнул Армоль. — Ты прав! Это настоящий кит!

— Громадина! А такого на моей памяти никогда не добывали в Энмыне, — подтвердил Тнарат.

Они обогнали Джона и помчались в селение.

Когда Джон подошел к ярангам, все селение уже было на ногах. Из яранги в ярангу передавалась радостная весть: Сон нашел ритлю![27] Кита! Такого огромного, какого никогда не было в Энмыне. Люди запрягали собак, готовили огромные ножи с длинными рукоятками.

Орво встретил Джона восклицаниями:

— Ты принес счастье нашему селению! Найти такого ритлю — великая удача!

Пыльмау, не дожидаясь мужа, уже запрягала собак и грузила на нарты большой кожаный мешок-рюкзак.

Упряжки бежали одна за другой. Пыльмау сидела спиной к спине с мужем и почтительно молчала. Караван собачьих упряжек, спешащих к киту, протянулся вдоль берега моря. Да, Джону неслыханно повезло! Прав был Орво, воскликнувший, что с его появлением в Энмыне счастье перестало обходить это затерянное на Ледовитом побережье селение. За теми, кто ехал на нартах, шли пешие. Пыльмау видела толпу, тянувшуюся за нартами, и ей казалось, что весь Энмын вышел из яранг и тронулся к проливу. По обычаю, найденное на берегу моря принадлежит тому, кто первый увидел. Выходит, ее муж сегодня — самый богатый человек в Энмыне. Сегодня даже те, у кого сильные руки, не могут потягаться с этим белым человеком, который еще совсем, недавно считался достойным лишь жалости и презрения. Таким поначалу было отношение и самой Пыльмау. Когда Джон поселился в яранге, она смотрела на него как на забавное существо. И как его можно было считать человеком и тем более мужчиной, когда он даже не мог одеться и раздеться? Сон был беспомощнее малого ребенка, и, кроме жалости, она и не испытывала к нему иных чувств. Все пришло позже. Его упорство, воля к жизни и гнев, когда он замечал, что его жалеют и пытаются ему облегчить жизнь, — это было удивительно и похоже на Токо. Таким она узнала Токо, сиротой, который своим упорством добился того, что его стали уважать в Энмыне. Иногда Пыльмау, внутренне трепеща, находила черты покойного у Сона. Порой это сходство оказывалось таким сильным, что Пыльмау беспричинно окликала Джона, чтобы услышать его голос и убедиться в том, что это не Токо. Вот и сейчас она ощущает спину Сона, а, оглянувшись, видит камлейку, которую носил Токо…

— Сон!

— Что, Мау? — откликается Джон.

— Нет, ничего, — говорит Пыльмау.

— Скоро приедем, — говорит Джон. — Вон уже кита видно.

Пыльмау живо обернулась. Даже издали можно было заметить копошащихся возле кита людей. Словно мухи облепили кусок мяса.

Прибывшие ранее мужчины уже кромсали китовую тушу, вырезая квадратные куски кожи вместе с беловато-желтым жиром. Измазанные лица лоснились, челюсти не переставая работали.

— Итгилыын![28] — Пыльмау жадно кинулась к куску китовой кожи с жиром, отрезала изрядную порцию и протянула Джону. Кожа напоминала подошву поношенной резиновой калоши, и Джон вежливо отказался:

— Потом…

Орво сразу же взялся руководить. Он велел всем, вместе с собаками, отойти подальше.

— Из желудка может так выстрелить, что замарает с ног до головы, — объяснил он Джону.

Кит лежал на спине. Его брюхо круто возвышалось. Армоль вскарабкался на самый верх и сделал глубокий надрез. Затем спустился и связал вместе два копья-ножа. Примерившись, он издали ударил по брюху. С громким шипением из кита ударил зловонный фонтан. Брюхо опало. Приступили к разделке.

Работа продолжалась до глубокой ночи. Джон проголодался. Среди этого необыкновенного изобилия он был единственным человеком, испытывавшим голод. Все не переставали жевать. Собаки давно спали в сытой истоме, повизгивая и причмокивая во сне. Притомились и детишки. Их уложили у огромного костра. Измученный голодом, Джон наконец решился взять кусок китовой кожи с жиром. Кожа почти не имела вкуса, точнее говоря, был еле уловимый привкус. Жир был как жир, но по мере того как Джон жевал его, он становился все слаще. Незаметно для себя Джон съел один, другой кусок, и вскоре его лицо также покрылось слоем сала и сажи от чадного костра, в котором вперемешку с кусками жира горели огромные китовые ребра.

Армоль добрался до китовой пасти, и вдруг темноту ночи прорезал торжествующий крик:

— Ус цел!

Повозившись, он притащил к костру длинные упругие пластины. Уса было столько, что образовалась внушительная куча.

— Напо![29] — воскликнула Пыльмау, и это слово повторили другие женщины, принимаясь соскабливать белый налет с китового уса. Дали попробовать напо и Джону. Белое вещество имело вкус устриц.