Избранное. Том 1

Плотный, коренастый человек, держа под руку товарища, протолкался к коляске. После взаимных приветствий Турди предложил:

— Забирайтесь сюда — с коляски хорошо видно.

— Спасибо, Турди-ака! Но что интересного — торчать колом на одном месте? Идемте в толпу! Или вам трудно таскать свое брюхо? — улыбнулся коренастый.

— Попали в точку. Наш приятель из тех, что и в сортир верхом на лошади ездят, — вставил Юнус. Все расхохотались, и Турди тоже. — А кто они? — спросил Юнус, когда все замолчали.

— Это поэт Шапи, — ответил Турди. — Берегитесь, байвачча, как бы не попасть вам в его стихи!

Юнус слышал кое-что об этом человеке. Шапи было под сорок, он слыл одним из тех новых кашгарских интеллигентов, которых но одежде европейского покроя прозвали «короткополыми господами». Его считали первым из поэтов, чьи сердца посвящены родине.

— Мне говорили о вас, — сказал Юнус, внимательно разглядывая Шапи.

— А этот вот, что прижмуривает глаз, как голубенок, — Аджри, — Турди показал на юношу лет восемнадцати, маленького, щупленького, с раскосыми глазами. — Он тоже не из прилизанных сладкозвучных поэтов.

— Изучает усердно арабский и персидский языки и литературу, — добавил Шапи, словно гордясь спутником.

Один из солдат, наблюдавших за порядком, преградил коляске путь и сказал, что дальше ехать не разрешается.

— Идемте, Турди-ака. Мы вас поведем! — пригласил Шапи.

Вчетвером, взяв друг друга за руки, чтобы не потеряться, они двинулись вперед. Толстякам вроде Турди, конечно, было трудно протискиваться в толпе.

— Вы, наверное, целый год не переступали порога бани. Вот и попаритесь бесплатно, — не переставал дурачиться Юнус.

— Я и вправду вымотался, — взмолился Турди.

— Потерпите, Турди-ака, Хейтка совсем близко, — начал уговаривать Шапи.

— Неужели все эти люди собрались сами по себе? — спросил Юнус.

— Готовились-то давно. А кроме того, разве кашгарцы не падки на новости и перемены? В таких случаях кто усидит дома? Не слышите, у всех на устах «Гази-ходжа»?

— Но скажите, братец, что же хорошего принесет жалкому народу желанный «Гази-ходжа», который у всех на языке? — Юнус внимательно посмотрел на Шапи.

— Народ не жалок. Жалок тот, кто не умеет верно оценить его мощь, — отозвался Шапи.

— Люди как овцы, — настаивал Юнус. — Был бы хороший пастух…

— Нет! — перебил его Шапи. — Вы повторяете старые предрассудки, дорогой! Народу нужно просвещение, про-све-ще-ние! Вот тогда он не будет ничьей овцой.

— Народ не виновен в том, что на него обрушены все беды и несчастья, что его судьбами торгуют сидящие на его шее! — вступил в спор Аджри.

— Вдвоем вы, похоже, готовы меня съесть. Придет еще время поспорить с вами поодиночке, — попытался отшутиться Юнус, а Турди ухмыльнулся: «Предупреждал же, что язык поэтов — шило. Вот и колется…»

С большим трудом протолкались они до площади Хейтка. Здесь людская масса, казалось, не имела ни конца ни края. По шариату женщинам запрещено участвовать вместе с мужчинами в каких бы то ни было сборищах, однако на площади среди темных мужских шапок бросались в глаза и пестро-зеленые женские паранджи. Музыканты загремели сильнее в барабаны и литавры, соперничая между собой, в лад им застучали бубны, призывая певцов и танцоров. На крышах строений, лавок, столовых становилось все больше и больше женщин и детворы. Ребятишки, как галки, облепили все деревья вокруг. На площадь стало уже невозможно втиснуться. Однако людской поток, вливавшийся через четверо больших ворот, не прерывался…

Один из трех военачальников с крыши перед куполом мечети помахал флагом с изображением звезды и полумесяца. Это был сигнал. По нему воинские подразделения четким строем двинулись к Ярбагским воротам, разрезая надвое людское море. Грянула военная песня-марш, широко распространенная тогда в народе:

Мы славное воинство,
Знамя — знак достоинства.
За тебя, Уйгурстан мой,
Мы пойдем на смертный бой,
Цвети, цвети, край родной.
Славься, доблестный герой.

Песню подхватили люди, строем двинувшиеся за солдатами, — многие тысячи голосов…

2

Главный назир Сабит-дамолла вместе с другими вождями выехал навстречу Ходжаниязу. На северной Кашгарской дороге, ведущей в Урумчи, воздвигли сразу же за Ярбагским мостом шатер. Вокруг расставили охранников, а большой отряд наблюдал за порядком и спокойствием среди горожан, растянувшихся в две бесконечные шеренги от площади Хейтка до шатра.

Весна рано приходит на юг Восточного Туркестана. С начала марта установилась ровная погода, однако обычный для этого времени холодный ветер с гор Калпун начал пронизывать тех, кто был легко одет. К тому же в суматошной утренней горячке многие не успели позавтракать, и вот под воздействием голода и холода то тут, то там началась воркотня.

— Ехать так пусть едет этот самый Гази-ходжа! Ох, Хейтахун, ветер мне всю душу выдул, — пожаловался соседу пожилой человек.

— Если б даже с неба ему появиться — и то уже пора бы, — откликнулся кто-то.