Избранное. Том 2

— Что же вы хотели сказать мне, тага?[104] — спросил Ахтам.

— У меня серьезный разговор, сынок. Эта ваша затея мне кажется напрасной…

— Какая затея?

— Да как же… Если вы уничтожите четырех стражников, завтра их нагрянет четыре сотни! А что вы поделаете с четырьмя сотнями?.. Смотрите, как бы на народ не обрушились новые беды, тяжелее прежних…

— Чего вам бояться на склоне лет, тага?

— Не о себе я говорю, сынок, — о народе, которому, ты сам знаешь, и так живется несладко… А вы поднимаете его на смуту…

— Что ж из того? «Если умирать — умри, но выстрели», — разве не сам народ так говорит?.. — усмехнулся Ахтам.

— Это верно, сынок, — ответил старик, подсаживаясь к Ахтаму поближе и доверительно глядя ему в глаза. — Но вспомни, когда, начав дело, доводили мы его до конца?

Ахтам задумался. Впервые, может быть, представилось ему, как огромно то, что они замыслили, как жестока будет борьба, сколько жизней захватит она и унесет с собой ради торжества народной свободы и счастья…

— Наши мусульмане говорят, что разгорится газават и воспрянет Ислам, — продолжал старик, обращаясь к погруженному в тревожные думы Ахтаму. — А что, если, заварив кашу, не найдем того, кто возьмет в свои руки знамя?.. Вот тогда и разбежимся — ты туда, я сюда… И считай — все погибло.

— Грозен гнев народа. Разве газават уже не вспыхнул вокруг?..

— Хе-хе, — ехидно подхихикнул старик, — таких «газаватов» я на своем веку перевидел немало. А что потом? Потом всегда находятся такие, кто, еще не начав дела, уже дерется из-за постов и званий…

Эту горькую правду хорошо знал и сам Ахтам. Но в его представлении она была правдой давних времен и не могла повториться ныне.

— Тага Колдаш, — упрямо возразил он старику, — для нас один выход: не повторять старых ошибок. Или, по-вашему, мы должны обрубить острие народного гнева?

— Хе-хе… — старик опять ехидно хихикнул.

— Почему вы смеетесь, тага? — с обидой спросил Ахтам, и глаза его сердито блеснули. — Что может быть позорнее, чем жить в вечной кабале?

— Говорить легко, сынок, — перебил его старик. Он уже не улыбался, взгляд сделался решительным, твердым, — чувствовалось, он не раз обдумал все, что высказывал теперь Ахтаму. — Прежде чем болтать об уничтожении маньчжур, надо покончить с нашими собственными «маньчжурами». На них недолго свернуть себе шею, я это знаю наверняка, сынок. Я варился в кровавом котле Насруллы-бека в Учтурфане, сражался, когда ходжи объявили газават в Кашгарии. Тогда все копали друг другу могилу и становились лакомым кормом для врага…

— Вы ведете речь о наших старейшинах?

— А о ком же еще?.. Пойми, хакиму Хализату нет никакого дела до народа, ему важна судьба единственного человека в мире — его самого. Говорят, «головы двух козлов не варятся в одном котле», так и беки: они не умеют действовать сообща.

— Народ поднимается и без них!

— Даже пчелы имеют своего вожака, сынок. Людям нужен вожак, телу — голова. А где вожак, который сумеет управлять целым народом?

Не все, что говорил старик, пришлось по душе Ахтаму, но многое было справедливым и внушало уважение к уму и опыту неожиданного советчика. Ахтам пожалел, что ему не довелось побеседовать со стариком раньше, ведь его устами говорила сама жизнь. Кто в одиночку найдет правильный путь, сумеет все понять, во всем разобраться?.. Правда, у Ахтама есть неизменный наставник — мулла Аскар… Однако ведь и тот не пренебрегает чужим мнением…

— А что, тага, чем старше становишься, тем больше, наверное, дрожишь за свою жизнь?

— Я три раза был в бою, сынок. И все, что я прошу у аллаха, это позволить мне в бою и умереть.

Ахтам изумленно уставился на старика.

— Вот так, сынок. Если я лгу, пусть бог накажет меня за это, — старик гордо ударил себя в грудь. — Но, сынок, я не хочу погибать зазря!

— Как это понимать — зазря?.. — удивился Ахтам снова.

— А так: не хочу, чтобы меня срезала сабля, как недозрелый кукурузный початок.

— В этот раз все будет иначе: мы доведем дело до конца, и зазря никто не погибнет!

— Как знать… Если призадуматься над тем, что говорил вчера мулла после вечернего омовения, тогда, считай, все пропало…

— Мулла?.. Что же говорил вчера мулла?

— Всех, кто выступит против власти, причислят к неверным.

— К неверным?..

— Такая угроза — как хорошая бородавка на глазу, сынок…

— Он сам неверный!.. Ваш мулла!.. Он обманывает простаков, предатель, продавший совесть и душу!

— Так думаешь ты, но многие мусульмане прислушиваются к его словам…

— Ну что ж, посмотрим… — Ахтам не подал вида, но его смутило сообщение старика. Он растерялся и на какое-то мгновение почувствовал себя слабым и одиноким перед надвигающейся бурей.

— Идите к нам, тага, — сказал он на прощанье. — Нам нужен человек, который сумеет учить нас уму-разуму…

— Когда наступит время, мы, может быть, встретимся… А пока прощай. Всего вам доброго, сынок…