Избранное. Том 2

— Господин Любинди ожидает вас у себя дома.

— Вот как? — Рахимджан не верил своим ушам.

— Вы одевайтесь, я подожду.

— Сейчас. — Несколько успокоившись, Рахимджан оделся. Но в машине его одолели сомнения: «Кто знает, может быть, они решили меня обманом вывезти из дома, а тем временем обыск у меня делают. Наверно, надо было пристрелить обоих и бежать…»

Рахимджана привели в кабинет Любинди. Толстяк внимательно посмотрел на него и насмешливо бросил:

— Ишь, как тебя перекорежило, почернел весь. Обиделся, что я так поздно тебя пригласил или попросту струсил?

Рахимджан взял себя в руки.

— А ты что, захотел узнать, каким человеком я стал? Мог не беспокоиться. Я-то такой же, как прежде, Мухаммар.

Любинди проглотил издевку, показал на стул:

— Садись. Поскольку мы с тобой старые знакомые, я решил с тобой поговорить накоротке, как бывало прежде.

— Ты еще не забыл своих старых знакомых?

Ренегата всегда бесит напоминание о его прошлом. Злился и Любинди, но он пригласил Рахимджана с особой целью и вынужден был сдерживаться. А Рахимджан уже совсем успокоился и был готов отразить любое нападение.

— Почему ты смеешься? Мы с тобой ведь на самом деле когда-то общались очень тесно. К сожалению, со временем мы отошли друг от друга, — издали начал Любинди, протягивая пачку сигарет.

— Ты стал большим человеком, — поблагодарив за сигарету, с легкой улыбкой сказал Сабири, — и теперь, сказать по правде, мы боимся тебя…

— Ну зачем же так?.. — помрачнел Любинди. Он хотел было сказать что-то резкое, но только натянуто рассмеялся и спросил: — Почему вы боитесь меня? Что я сделал вам плохого?..

— Ну, это ты знаешь не хуже нас, Мухаммар! — Внутри у Рахимджана все кипело, но он заставлял себя держаться предельно спокойно.

Его слова задели больное место. Любинди покраснел, вскочил с кресла, суетливо заходил по кабинету. Наконец успокоился, вернулся на свое место.

Рахимджан сидел в напряжении, готовый ко всему. Про себя он думал: «Если этот палач сейчас вызовет чериков и прикажет меня отвести в камеру, первую пулю ему. Живым меня не возьмут!»

А Любинди молчал, сопя и отдуваясь. Потом хрипло сказал:

— Этот ваш Аббасов делал все, что ты приказывал ему… Ни капли благодарности. Как я старался сберечь его, так нет же… Напакостил и убежал!..

— А разве он не арестован? — прикинулся ничего не подозревающим Рахимджан.

Любинди пристально уставился ему в глаза. Конечно, он понимал, что Сабири притворяется.

— Ты думаешь, что я поверю, будто ты не знаешь, где сейчас твой самый близкий друг, с которым ты не расставался ни днем ни ночью? — злобно спросил он у Рахимджана. — Так просто вы о своих единомышленниках, товарищах, не забываете, это не в ваших правилах. — Он особо подчеркнул слово «товарищ». Рахимджан растерялся и пока собирался с мыслями, Любинди уже продолжил — так же резко и напористо:

— Ты сам этого своего товарища и провожал…

Рахимджан опешил еще больше, но, стараясь не выдать растерянности, рассмеялся — несколько деланно.

— Зря зубы скалишь…

— Ну почему же зря? Твои фантастические подозрения очень смешны, — Рахимджан понял, что Любинди скорее всего многое известно, и ему ничего больше не оставалось, как все начисто отрицать.

— Подозрения? Фантазия? Ну уж нет, это факты! — Любинди с угрозой посмотрел на Рахимджана. Вопрос об Аббасове он задал, конечно, не случайно. Опытный контрразведчик, Любинди догадывался о многом. Однако никаких фактов об участии Рахимджана в побеге Аббасова он не имел. Имей их, он говорил бы со «старым знакомым» не у себя дома, а в камере пыток.