Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки

— Поешь, — тихо сказала мать. В ее голосе слышалась ласка и какая-то неуверенность. Она не знала, как обращаться к сыну, как с ним говорить: он вырос вдали от родной яранги, без родительского участия. В нем было много чужого и незнакомого. А как было бы хорошо прижать его к груди, ощутить его горячее молодое сердце, напеть старую колыбельную песню, снова почувствовать себя молодой, полной надежд и ожидания чего-то светлого, волнующего. И вот это будущее перед ней, ее сын Вэкэт, получивший в школе второе имя — Роман… Мать смотрела, как он ест, пренебрегая вилкой и столовым ножом, и тихие слезы катились из ее глаз. За столиком шел разговор.

— А я ему говорю: пусть не болтает пустое — нельзя зверя держать в неволе, он не человек, которого можно посадить в тюрьму…

— А вездеход купить можно? Автомобили продают, а почему нельзя вездеход?

— Красная Армия может побить всех! Это я точно знаю. Пусть американский империализм дрожит!

— Кто дрожит? Если замерз — выпей.

Иногда в этом многоголосии слышалось отцовское:

Сепь та сепь курк-о-о-ом!

Солнце уже поднялось высоко, и лучи его били прямо в распахнутую дверь, пронзая столбы синего дыма.

Вдруг солнечный свет померк: в дверях возникла фигура Выргыргына. Он, прищурившись, всматривался в сидящих.

Стоя спиной к солнцу, Выргыргын казался сидящим в чоттагине черным силуэтом, и его лицо было темной маской с белыми зубами и блестящими от гнева глазами.

— А вы сидите здесь! — крикнул Выргыргын с порога. — Мы ждем смену, а они пьют! И бригадир здесь!..

Бригадир медленно поднялся со своего места и осторожно понес полную кружку Выргыргыну, который уже переступил порог.

— Выпей и ложись! — приказал бригадир. — Пусть молодой Чейвун один посторожит стадо.

Выргыргын залпом осушил кружку и сказал:

— Так нельзя. Ему тоже надо отдохнуть. Сменить надо.

Бригадир обнял пастуха и шумно понюхал его щеку.

— Иди поешь! Не думай о сложностях жизни. Потом подумаешь, время еще есть.

Выргыргын через минуту забыл, зачем пришел, уселся на предложенное у столика место.

Вэкэт выпил кружку чаю и решил пойти в стадо сменить пастуха. Он надел отцовские летние торбаса, легкую замшевую кухлянку и тонкие суконные брюки. Мать положила в мешочек несколько кусков оленьего мяса и вместительный термос с драконами, наполненный горячим сладким чаем.

Парень стоял на пригорке и ждал смену. Он увидел Вэкэта и, узнав его, опечалился:

— Значит, никого не прислали?

— Я буду дежурить, — сказал Вэкэт.

— Тогда я тоже останусь. Одному трудно. По очереди будем обходить стадо.

— Ничего, один справлюсь. В первый раз это даже полезно, — сказал Вэкэт.

Парень задумался и вдруг спросил:

— Вездеход ушел?

— Давно ушел.

— Значит, к Ранаутагину поехали, — произнес парень. — К вечеру там будут. Если я побегу напрямик через гору, то смогу обогнать их и успею посмотреть кинокартину. Жевать что-нибудь есть?

Пастух в одну секунду съел большой кусок мяса, единым духом вытянул половину содержимого термоса и легким, упругим шагом двинулся через тундру в стойбище Ранаутагина смотреть «Королеву бензоколонки».

Вэкэт долго смотрел ему вслед, восхищаясь его выносливостью и таким ясным отношением к жизни, что даже становилось немного завидно.

Вэкэт обошел стадо. Оно паслось кучно, не растекалось по тундре: время было еще утреннее, солнце грело не так сильно, и олени не искали ни тени, ни воды. Самая трудная работа начнется после полудня, когда стадо устремится на водопой. Тогда надо смотреть в оба, чтобы какой-нибудь молодой, неопытный самец не откололся и не ушел в сторону. Вэкэт вспоминал полузабытые заветы и правила пастьбы оленей.

Он сидел на том самом пригорке, где провели ночь Выргыргын и Чейвун, и смотрел на колышущееся, серое, живое покрывало тундры — оленье стадо… Так Роман Вэкэт начал свою вторую жизнь в тундре.

7

С моря потянуло ветерком. Мороз обжигал лицо, и на нарте приходилось сидеть чуть боком, лицом к скалистому берегу. Вершины сугробов задымились. Но небо еще ясно, и ничего не предвещало перемены погоды. А этот ветер, наверное, отголосок бури, которая разломала лед и погнала ледовый вал к берегу.

Нижняя половина неба покрылась молочной пеленой, заходящее солнце оперлось широкими лучами на замороженный край земли. Скрип полозьев становился громче — снег уже больше не смачивался подтаявшей водой, и нарта шла словно по сухой золе или мелкому песку. Останавливаться не хотелось, но другого выхода не было: надо навести лед на полозья, иначе обессиленные собаки совсем выдохнутся.

Термос с водой приторочен к сиденью так, чтобы его не искать и не развязывать остальной груз. Вэкэт негромким возгласом остановил упряжку и опрокинул нарту на один бок. Быстро нанес лед на один полоз, подождал, пока белая пелена не стала прозрачным льдом, а потом принялся за второй. Вода схватывалась быстро, и лоскут медвежьей шкуры, с помощью которой Вэкэт наносил слой льда, пришлось не сушить на снегу, а выколачивать об остол.