Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки

Вэкэт начал вспоминать, как он страдал от холода в первый год своей пастушеской жизни, прежде чем научился спасаться от него бегством… Другого выхода не было, как бежать вокруг с гада, собирать отбившихся оленей, и даже если не было такой работы, все равно надо было бегать, разгонять кровь, заставлять ее быстрее обращаться по сосудам.

В дирекции совхоза долго не могли примириться с тем, что Вэкэт работает простым пастухом. То и дело ему предлагали разные руководящие должности от заведующего Красной ярангой до директора передвижной, кочевой школы. Прошло много времени, прежде чем его оставили в покое.

Трудно было с отцом. Он почти не разговаривал с сыном и горько жаловался друзьям, что сын не оправдал надежд, хоть и учился целых десять лет.

Раньше Вэкэт не мог и представить себе в полной мере всей тяжести труда пастуха. (По существу, жизнь оленевода — это непрерывный труд, повседневная забота о том, чтобы уберечь стадо от холода, голода, болезней, хищников.)

Он так уставал первое время, что после дежурства только и делал, что спал до следующего выхода в стадо, а ведь было лето, сравнительно спокойное время в тундре.

Однообразная жизнь изредка оживлялась с прибытием вертолета или вездехода, с очередной кинокартиной и запасом продовольствия. С центральной усадьбы щедро слали газеты и журналы, но главные новости оленеводы слушали по радио — почти у каждого была «Спидола».

В конце лета Вэкэт втянулся в работу и уже не только спал, но читал и газеты, и журналы и ходил в кино.

Снег выпал неожиданно, как это часто бывает в тундре. Ничто не предвещало наступления зимы — было тепло, и в мелких тундровых озерах купались. Пока солнце стояло в небе, можно было ходить в одной рубашке, а когда комариная страда подошла к концу, Вэкэт даже снимал рубашку, замшевые штаны и бегал вокруг стада в одних трусиках, смущая своих товарищей и беспокоя оленей. Собаки первое время гонялись за голым пастухом с громким лаем.

И, хотя снег растаял сразу же, очарование лета кончилось и люди ждали со дня на день заморозков.

В стойбище готовились к перекочевке на новое место. Стадо разбили на две части: одна должна была направиться поближе к районному центру — это так называемая товарная часть, предназначенная на убой, а остальное стадо предполагалось отогнать на зимнее пастбище, на южные склоны гор, которые меньше заносятся снегом, и оленям легче там выкапывать питательный мох-ягель.

Вэкэт был в числе сопровождающих товарное стадо. Из дирекции им прислали вместительную брезентовую палатку с двойным полом, примус и несколько спальных мешков.

По первой снежной пороше стадо двинулось через горы и распадки к морскому побережью. Шли долго, почти неделю. Опытные пастухи старались не торопить оленей, чтобы они не потеряли во время перехода обретенный за лето жир.

На остановках разбивали палатку. Назначенный старшим пастух Выргыргын уходил в стадо и выбирал самого жирного теленка, приговаривая:

— Упитанность прежде всего! Как выглядит пастух, таково и его стадо.

Под холодным, осенним небом ярко и жарко пылал костер, и пастухи предавались обильной еде, мечтая о том времени, когда они достигнут желанного районного центра и расположатся лагерем недалеко от магазинов, заполненных всевозможными товарами.

— Как следует выпить раз в год — не плохо, — говорил Чейвун, маленький, юркий пастух, отличавшийся необыкновенной выносливостью. Он одинаково сладко спал на сырой земле под холодным осенним дождем, на покрытой изморозью непромокаемой ткани, на мягкой оленьей постели… Ел он все, что попадалось под руку, и поэтому никогда не страдал от голода. В пустынной осенней тундре он находил еду там, где не выживал даже зверь. На своих тонких, слегка кривых ногах он уходил за сопки и через полчаса возвращался с подолом, полным сладких кореньев или красноватых грибов, которые можно было печь прямо на открытом огне. Эти печеные грибы по вкусу напоминали омлет, который изредка давали в интернате. Если не было ни грибов, ни кореньев, Чейвун разыскивал мышиные кладовые и грабил их.

Ночи уже стали темными. Беспросветный мрак усиливался низкими тучами, из которых почти беспрестанно сыпался либо мелкий дождик, либо снежок. Когда наступала ночь, Вэкэт чувствовал себя подвешенным где-то между небом и землей и, шагая в кромешной тьме, боялся ступить ногой в бездну.

По каким-то одному ему известным ориентирам Выргыргын решил, что стадо пришло на нужное место. Небольшое озеро окружали холмы, в одной из долинок журчал ручеек, покрывающийся по утрам звонким прозрачным ледком у берегов. Олени хрупали лед и задумчиво пили воду, словно предчувствуя свой близкий конец.

Пастухи поднялись на высокий холм, и перед ними предстал районный центр. До него было не больше пяти — семи километров. Еще не было темно, и Вэкэт сразу отыскал глазами знакомое здание интерната, школу, районный дом культуры, здания райкома и райисполкома. Сердце сжалось, и Вэкэту захотелось бежать до знакомого, ставшего родным, интерната, войти в свою комнату… Но кем он туда войдет? Он уже чужой, взрослый.