Читаем Избранное. Том 3: Никогда не хочется ставить точку полностью

4. Идет большой социальный спрос на роман производственный, роман, допустим, о рабочем классе. Ты получаешь его в журнале и без труда можешь рассматривать, его как злую и не очень умную пародию на производственный роман. Почему? Да потому, что уже нет знания предмета. В писательской поездке на завод или в парадном налете к нефтяникам производства ты всего не узнаешь. А пойти на производство работягой третьего разряда, приехать к нефтяникам не на обкомовской "Волге", а в кузове грузовичка, в рабочей одежде — уже нет смелости, уже возник жирок.

5. И возникает жирок. Мы приходим в литературу с яростью и светом в душе, но у нас нет умения. Мы изучаем редакционные коридоры, изучаем стиль длинных говорилен, приспосабливаемся к нерациональности литературного официального общения между собой и с читателями. Проходят годы. Число книг идет к десятку, есть некоторое литературное умение, ты профессионально где былая ярость и где былой свет? И лица ребят, с которыми вместе начинал, которых ты помнишь взъерошенными, нескладными, — лица их стали гладки, и, о боже, ты видишь, что они научились даже говорить длинно, гладко, умно и бессодержательно.

6. И бесконечные "почему?" Наверное, самой сильной литературой у нас является литература на военную тему. Запаса войны писателю хватает надолго. Лучшие литературные силы из моего поколения ушли в деревенскую тему. Почему? Не потому ли, что тридцати сорокалетний профессиональный литератор каждое лето общается со своей бабкой Аришей, у которой снимает домик? И не оттого ли подавляющая часть так называемой деревенской литературы все же выглядит подделкой под нее? Я с глубочайшим уважением отношусь к литературным фамилиям Василия Белова, Виктора Астафьева и покойного Шукшина Василия Макаровича. Но, как всегда, как банальная истина: их литература Без определения "деревенская".

Но ведь есть, кроме них, гигантский печатный поток деревенской темы. Утрирование деревенской речи, житей» ских коллизий, надуманные страсти. Знаете, что потрясает: как-то путешественник Арсеньев встретил гольда Дер

су. Образованный европеец столкнулся с человеком иного, своеобразного мира. Это естественно, и это правда. Но я не могу понять и не могу принять, когда молодое поколение литераторов описывает дни и заботы современной деревни, как Арсеньев писал о гольде Дерсу. Это о своих то отцах?

Я родился в деревне и вырос в деревне, и мои родственники — в вятской деревне. Я утверждаю, что деревня и деревенский житель неизмеримо сложнее, умнее, насмешливее, чем их полуадекдотический образ, ложный образ, ложный образ в потоке этих псевдокорней, псевдоистоков. Все. это ложь. Я плоть от плоти отца своего, и я не могу на него смотреть, как на гольда конца девятнадцатого века. И мне стыдно уподобляться тем, кто среди мебелей с тонкими ножками вешает лапотки как признание истоков". Одно утешение деревня без потока этих повестей прекрасно проживет. И черт с ним, что среди коллег сверстников я считаюсь изгоем, ибо не желаю идти в потоке."нутряной темы". Я знаю, что такая тема есть в реальности. Но мне рано о ней писать, ибо для этого нужен не ум, а мудрость, не литературное умение, а горячее мастерство. И им, коллегам. им тоже рано. Груз взят не по плечам. И почему, черт возьми, чем моднее квартира, чем дороже и стильнее мебеля — тем больше говорят об истоках? Я понимаю, когда барство рождается в снабженце, в чиновнике. "Но когда оно в литературе — этого я не понимаю.

Дай бог сил не жиреть, не учиться говорить складно и быть способным натянуть телогрейку и залезть в кузов грузовика, оставив писательские удостоверения дома. Я убежден, что средний талант, а он в обозримости нынешних дней у всех печатающихся не более. чем средний, должен дополняться через испытание жизни на собственной шкуре. Если пишешь о буровиках — умей быть на буровой хотя бы рабочим.

7. И не стоит верить, что тебя "охватят" какой то работой в Союзе писателей, направят на путь истинный. Тебя направят в "десант" или на выступление на заводе. Но это не литература, все эти казенные формы уводят, а не приближают.

И не стоит верить, что бабка Ариша расскажет тебе на крылечке всю мудрость жизни. Эту мудрость расскажут лишь мозоли, такие, как у бабкй Ариши на ладонях, и количество пота, равное пролитому ею. Не сдуру граф брался за ручки сохи. А мы все вовсе не графы.

<p>Письма</p><p>Из писем Н. П. Б Алаеву</p>

Балаев Николай Петрович — литератор, журналист. В конце 50 х годов работал шурфовщиком на прииске "Красноар; мейский", быггчленом Певекского литературного объединения.

Август 1965

Через два года на "произведение" в стилера маль чиков и ужас природы будут косо смотреть даже в редакциях типа твоего "Анюйскогр вестника". Наступает время философской, раздумчивой литературы. Это я серьезно, точно говорю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии