Избранное. Том I-II. Религия, культура, литература

Or shall my lymmes with swifter swinge of wirling whele be torne?

Or shal my paynes be Tytius panges th increasing liver still,

Whose growing guttes the gnawing gripes and fylthy foules do fyll?

Или Сизиф свой камень

скользкий, неостановимый, вечно катящийся, взвалит мне на

загривок?

Или члены мои будут разорваны в быстром стремлении

вертящегося колеса?

Или муки мои будут муками Тития с вечно увеличивающейся

печенью,

Чьи растущие внутренности терзают и грызут гнусные птицы?

Рассматривать подобные строки под микроскопом было бы несправедливо по отношению к ним; энергичность языка и колебания метра лучше всего заметны, когда читаешь длинные описания или повествовательные пассажи. В той же пьесе ("Фиест") рассказ вестника о преступлении Атрея (акт IV) передан великолепно.

В отношении хоров переводчики на так скрупулезны. При переводе диалогов они буквальны, насколько возможно, допуская отдельные неточности или неправильные толкования; хоры же они иногда удлиняют или сокращают, а иногда совсем опускают и придумывают что-нибудь свое. В целом их изменения направлены на то, чтобы сделать пьесу более драматичной; иногда их можно заподозрить в привнесении какого-нибудь политического намека в сентенции Сенеки о тщете власти и общественного положения. При этом именно в хорах мы можем иногда находить особую меткость выражения, присутствующую в переводах тюдоровской эпохи в большей степени, чем, быть может, в переводах какого-либо другого периода на какой-либо другой язык. Например, весь хор в конце IV акта хейвудовского перевода "Геркулеса в безумье" выглядит вполне хорошо, однако последние шесть строчек кажутся мне исполненными исключительной красоты; а поскольку и оригинал здесь очень неплох, было бы справедливо и поучительно процитировать как оригинал, так и перевод. Хор здесь обращается к мертвым детям, которых Геркулес убил в приступе безумия.

ite ad Stygios, umbrae, portus

ite, innocues, quas in primo

limine vitae scelus oppressit

patriusque furor;

ite, iratos visite reges.

Так ступайте на Стикс, на берег теней,

О невинные, вы, которых сгубил,

Лишь входящих в жизнь, отцовский недуг

И преступное зло.

К разгневанным вы ступайте царям.

Перевод С. Ошерова

А вот Хейвуд:

Goe hurtles soules, whom mischiefe hath opprest

Even in first porch of life but lately had,

And fathers fury goe unhappy kind

О litle children, by the way ful sad

Of journey knowen. Goe see the angry kynges.

Идите, невинные души, коих злая судьба постигла

уже в первый период жизни, но так недавно,

А также ярость отца. Идите, несчастные

Малые дети печальной дорогой

Всем известного путешествия.

Идите пред очи грозных царей.

Ничего нельзя сказать о подобном переводе кроме того, что он совершенен. Это последний отзвук более раннего наречия — языка Чосера — с обертонами того христианского благочестия и сострадания, которые исчезают в елизаветинском стихе. В хоровых разделах по большей части мы не встречаем этой чистоты; чувствуется некое напряжение, с которым старый словарь приспосабливается для передачи новых понятий. Оттенки различия между старым и новым миром заслуживают тщательнейшего изучения; подобная неопределенность, видимо, и придает этим переводам ту уникальную тональность, которую можно ощутить и извлечь после терпеливого пристального чтения. Эти переводы нельзя читать торопливо, они не так-то просто открывают свои красоты.

Such friendship finde wyth Gods yet no man myght,

That he the morowe might be sure to lyve.

The God our things all tost and turned quight

Rolles with a whyrle wynde.

Ни один человек не может найти такой дружбы с богами,