Избранное. Том I-II. Религия, культура, литература

Несомненно, драматическая поэзия поздних елизаветинцев и ранних якобитов выражает мироощущение такой степени развития, которая неведома прозе, как бы хороша она ни была. За исключением Марло, человека незауряднейшего ума, на всех этих драматургов прямое или косвенное влияние оказал Монтень (по крайней мере, эта теория вполне убедительна). К исключениям также можно отнести Б. Джонсона и Чапмена: оба они, вероятно, были эрудитами и явно, без всяких сомнений, — людьми, чьи знания стали органичным компонентом их мироощущения: то, что они читали, их размышления непосредственно и живо воздействовали на их чувственное восприятие мира. Особенно Чапмену присуще такое же непосредственное чувственное восприятие мысли, или претворение мысли в чувство[669], какое мы находим у Донна:

…в одном лишь этом состоит

Наука воспитания и зрелости;

В стремлении человека в своем полете

Соединиться со Вселенной, и в каждой мелочи сливаться

с этим Целым;

Не отделяя от него плоть жалкую свою,

Стремится человек, однако, вернуться в убожество, или ничто,

Желая целый Мир заставить

Подчиниться себе — ничтожеству,

Но вынужден столкнуться с Божьим промыслом[670].

Сравним это с одним отрывком из поэзии XIX века:

Но лишь когда в душе идет борьба,

Тогда хоть что-то стоит человек. Склоняется над ним Господь,

Выглядывает снизу Сатана — и каждый тащит в сторону свою,

А сам он остается посередине; вот тут душа его родится и

Растет. Пусть битва эта длится всю жизнь его[671].

Возможно, не очень правомерно, хотя и очень соблазнительно сравнить (поскольку обоих поэтов занимает тема увековечивания любви в потомстве) уже процитированные строфы из "Оды" лорда Герберта со следующими строками Теннисона:

Жена и дочка с двух сторон,

Размеренно и важно вышагивает он,

Лишь изредка серьезно улыбаясь.

Его благоразумная жена,

Опершись на него, идет, верна, мила, нежна,

Подобна розе женственности.

И защищенная любовью их вдвойне,

Малютка-дочь скромно прошла передо мной,

Потупив взор невинный свой. —

При виде этого, столь милого союза

Забилось сердце оледеневшее мое,

Припомнился жар прошлого[672].

Различие здесь — не просто различие уровней дарования поэтов. Оно рождено тем, что произошло с национальным сознанием Англии в промежутке между эпохой Донна или лорда Герберта Черберийского и эпохой Теннисона и Браунинга; это различие между интеллектуальным поэтом и поэтом рефлексирующим. Теннисон и Браунинг — поэты, и они мыслят, но они не чувствуют свою мысль так же непосредственно, как запах розы. Мысль ддя Донна была переживанием, она воздействовала на его мироощущение, изменяла его. Когда сознание поэта полностью готово к работе, оно постоянно сплавляет воедино разнородные виды опыта. У обычного человека опыт хаотичен, беспорядочен, фрагментарен. Обычный человек влюбляется или читает Спинозу, и эти два вида опыта не имеют ничего общего друг с другом или со стуком пишущей машинки и запахом кухни; в сознании поэта все эти виды опыта всегда образуют новое целое.