Читаем Избранное. Том III полностью

Кстати, повесть ты должен делать хорошо. В Москве сейчас чрезвычайно трудно печататься. Во первых, все главные редакторы чем-то напуганы. Боятся они чего-то, и самое смешное, что неизвестно чего, а это гораздо хуже, чем когда известно. Второе: все редакции завалены. Какой-то писательский зуд одолел Вселенную. Третье: густо пошел сибиряк. И не какой-нибудь, а талантливые, настоящие ребята. Распутин, Машкин, Потанин и имя им легион. Скажу, что такому парню, как Юра Васильев, сейчас делать в Москве нечего. Об этом я ему и сообщил на днях, посоветовал запастись монетой на первые год два. Короче: на элементарном владении словом сейчас не проскочишь. Нужны мысли, образы и идеи. И причем твои собственные. Короче: работай, Боря и делай хорошо. От дебюта зависит многое. Решение насчет шрифта – ты мне подтверди или прими мой совет заиметь «Москву». Если шрифт, так будем искать и найдем. Без машинки же в этом деле, коль скоро ты в него влез, не обойтись. И, сам понимаешь, когда твоя рукопись приобретет более или менее благообразный вид и законченность, – я хотел бы ее прочесть перед последним твои заходом. А так направление мыслей у тебя правильное. Еще совет, Боря: если есть какая-то возможность закрутить сюжет – обязательно делай это. Это всегда хорошо. Знаю, что трудно это и душа к этому не лежит, но это всегда полезно. Писать бессюжетные вещи, которые тем не менее держат читателя (и редактора) в напряжении, могут лишь крупные мастера. У нас в Союзе таких нет. Или они мне неизвестны. Заметь, что такой мастер, как Ремарк, не пренебрегает сюжетом, и наша «библия» «Моби Дик» – это ведь остросюжетная вещь.

А еще запомни одну заповедь, к ней я пришел собственной шкурой и к ней же приходили люди куда более маститые, чем я: если сомневаешься – вычеркнуть или оставить, значит надо вычеркнуть. Если и образуется пустота, то потом ты это увидишь, но в 95% случаев от вычеркивания никакой пустоты не образуется. Просто все становится крепче. Это железно, Боря.

И название. Для меня, например, название дает знамя. А следовательно, и стремя. Кстати, киношники твоего названия «Белой ночи яростный свет» испугались. Очень, говорят, обязывает. Пока сценарий идет под дежурным договорным названием, и я обусловил, что если фильм будет снят достойно, то будет «Белой ночи яростный свет». Согласились они.

Нет названия для романа. Было: «Иди на Восток». Но вспомнил, что есть пресловутый советский бестселлер «Иду на грозу». Для названия романа – особая статья. Оно должно или информировать читателя, или утверждать. Я перебрал названия всех любимых романов, и так оно и есть. Пока рабочее у меня – Часть божественной сути». Дело в том, что люди, делавшие Чукотку и Колыму, были все аки полубогами. Это так, Боря. И прожив пять лет в этой блядской Москве среди всей этой никчемной литературной, журналистской и киношной публики, я в этом утверждаюсь. Нет, Боря, здесь личностей. Есть разного размера акулы и акулки, маленькие наполеончики из картона, хилые псевдогении либо бессильные маразматики типа Машки битницы. Личностей нет.

На роман, Боря, у меня большая ставка. Проще, это как раз тот случай, когда я не моту его не писать. Пусть даже для сундука. Странное дело. Я ведь хотел писать и собрал гору материалов про историю чукотского золота. Но выяснилось, что надо писать либо роман, либо историю. У романа свои законы, у документальной истории – свои.

Если тебе что-либо в голову стукнет, не поленись сообщить. Это я про название.

Идеально название из двух слов, которое что-то утверждает. Идеально как образец «Долгая якутская зима». К сожалению, не якутская и не одна зима. Для справки. История сама по себе жестокая и романтическая. Чукотка. Звук ее – это звук летящего высоко за облаками самолета. Чуешь? Поршневой летит Ил-14, на Чокурдах. У меня есть штук шесть семь. Это значит, нет ни одного. Название должно быть единственным. «Ночь нежна» – Скотт Фицджеральд. «Прощай, оружие» – Хэм. Эх, до чего же тяжко, Боря, кретином быть.

Ну, обнимаю. Если не укачу на Памир (примерно 2-го июля с возвратом – 20-го), то приеду в Нижний Новгород.

Сентябрь 19.71

Здорово, Борис, привет, жильевладелец!

Ты меня, «грешного, извини за то, что я временно ушел из связи, но все это лето я был в бегах и только позавчера вернулся к пенатам, осел на полдороге.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии