Избранное. Том первый

Как бы так разделиться, чтобы Тошке досталась земля поплоше? И он стал обдумывать, каким образом можно разделить участок близ урочища Пытчето. Но ни одной части этого поля не хотелось Ивану отдавать. Ему дороги были и деревья и кустарники, жаль было даже держидерева, что росло по межам. Там Иван отдыхал, эти межи обходил и с серпом в руках и шагая за плугом, там на ветвях висели его торба и баклажка. Ведь каждая горсть земли с этого поля прошла через его руки, каждый кусок дерна он топтал ногами… На этих полях он провел лучшие дни своей жизни, отсюда он смотрел на девушек, занятых жатвой или окучиванием, здесь думал о своих зазнобах, тут сердце его стучало при мысли о любви, женитьбе, семейной жизни…

Если бы делиться пришлось только с Пете, Иван отдал бы ему самую лучшую землю. Но ведь на нее ступит чужая нога, чужие руки будут собирать урожай, чужие глаза любоваться на легко доставшееся, не своим тяжким трудом нажитое добро.

— Нет такого права! — прошипел Иван. — С какой стати!

И он стал раздумывать: а нельзя ли оставить у себя Пете — пускай живет у дяди и бабушки. К тому же бездетной вдове легче выйти замуж. А она пусть возьмет себе такую долю, какая ей полагается. Да и откупиться можно. Подписать договор, за два-три года накопить денег…

Но тут Иван спохватился.

А как удастся наскрести столько денег за два-три года? У него нет ни гроша в кармане даже на пару обуви, а он хочет выкупить Тошкину долю! Да об этом и думать нечего!.. Тошка ведь не только отберет часть земли, но потребует раздела усадьбы, дома, всего движимого имущества.

«Не выйдет! — безнадежно махнул рукой Иван, и острая боль кольнула его в сердце. — Не сможем мы накопить столько денег в такие тяжелые времена. С каждым годом жить становится все хуже, все труднее: для нынешнего года прошлогодние расчеты уже не годятся…» Тошка ни от чего не откажется, она заберет ребенка, заберет все добро. И ему с матерью придется головой об стену биться на тридцати декарах илистой глины…

«Правду говорила мама!» — заключил он со скорбью, и тяжелая досада закипела в его груди. Тошка теперь казалась ему скрытной и расчетливой злодейкой. Плачет напоказ, на виду у людей, и только притворяется, что горюет о муже. А в душе радуется, ждет только, чтобы прошел год и можно было убраться из их дома. А потом как примется их терзать этим проклятым дележом, как заставит их плясать под свою дудку, словно ручных медведей…

«А что, если мы ее упросим? — подумал Иван, загораясь надеждой. — Ведь она уж не вовсе плохая. «Так и так, скажем, раз уж ты нашла свое счастье, уходи, но только не обижай нас, не рушь нашего хозяйства». — «Ну что ж, скажет, дом я вам оставлю, а за него вы мне отдадите Кабатину». И отдадут — разве в теперешнее время дом построишь! Но без Кабатины им конец — это самое поле их и кормит…

«А, может, она и не выйдет замуж!» — вдруг успокоил себя Иван. И сразу же ухватился за эту спасительную мысль. Тошка останется жить у них, будет воспитывать сынишку, сама будет как сыр в масле кататься. Уж они с матерью будут нежить ее, как царицу, пылинке не дадут на нее упасть. Да и Пете так будет лучше — вырастет в своем доме, у своих родных. А они станут беречь его, словно крашеное яичко, образование ему дадут. Ради Пете она согласится. А не то, чего доброго, мальчик может и негодяем вырасти, с пути сбиться…

«Нет! — снова подумал Иван и сжал губы. — Молодая бабенка с одним только сынишкой да с таким приданым… Обязательно выйдет замуж, вдовой не останется… А уж если мама… так будет ее травить… тем скорее…»

7

Наконец-то Иван понял, почему его мать так озлобилась на сноху. Жизнь стала казаться ему тяжкой и сложной, с каждым днем осложнявшейся все больше. Ему хотелось оправдать старуху и осудить Тошку, но в голове у него, как ржавый гвоздь, засела мысль: «А в чем она виновата? Работает как вол, смотрит за ребенком и молчит. Может, и не выйдет замуж, может, и откажется от своей доли…»

Вначале он украдкой поглядывал на Тошку, силясь угадать, о чем она думает, какие планы строит. И чем больше он на нее смотрел, тем больше внушал себе уверенность в том, что она не пожалеет семьи, все до нитки себе возьмет. Ненависть вползала в его сердце, свиваясь клубком. Сам того не замечая и не желая, он начал смотреть на Тошку, как на чужую, как на врага его родного дома. Он глядел на нее исподлобья, и в глазах его вспыхивали искры ненависти…

Уже на другой день Тошка заметила в Иване перемену, и сердце у нее защемило.

«И его накачала!» — подумала она со слезами.

Теперь ей неоткуда ждать помощи. Если Иван только перестанет с нею разговаривать, будет только молчать да коситься на нее, и это будет ей тяжело. А уж если он тоже начнет над ней измываться, тогда она не выдержит: вдвоем они ее уморят…

Пете! Один только маленький Петенце у нее остался! Этот от нее не откажется, не бросит ее. И разве не ради него только она еще живет? Ведь он один ее успокаивает, он один дает ей силу выносить злые придирки свекрови…