- Не так это просто, Сидор, – сказал Науменко. – Иной раз кажется: всё ясно, сказал – и сделал. Скажешь, а сделать не можешь... факты нужны. Слов мало.
К вечеру Евтропию поставили ещё четыре поленницы.
- Теперь твой черёд Семён Саввич, – сказал Гордей. – Потом Григорию.
- Мне не надо, – отказался Науменко. – Ни к чему...
Ямин хотел возразить, но, вспомнив о Марии и о сыне, промолчал.
Наутро всё Заярье собралось на делянах деда Семёна, Логина и Шуры Зыряновой. Старик ходил меж громко и весело гомонящих колхозников и постукивал посошком. Может, в последний раз соком берёзовым бродила в старческом теле стынущая кровь.
Домашнее дело – рубка леса – стало вдруг колхозным.
Ни сплетен, ни злоречья.
Точно братья и сёстры собрались на милом своём угодье. И нечего им делить. Одни только шутки, да смех, да искорки в глазах.
- Логин! Логин! – звала Варвара. Он только что стаскивал в костёр сучья и вот уже исчез куда-то. Бросив пилу, пошла разыскивать мужа.
Он стоял на коленях перед раскрывавшейся медуницей и разглядывал её, точно это была Василиса Прекрасная.
- Отвлекись ты! – тихонько окликнула Варвара, стыдясь того, что подсмотрела невольно и потревожила мужа. – Съезди, батюшка мой, за бражкой. Пущай мужики с устатку примут.
Логин тронул цветок, словно просил у него прощения, и молча отправился исполнять просьбу жены.
- Варя! – позвал Панкратов. Он крался следом за ней, поджидая, когда уйдёт Логин. – Давай посидим!
- Отцепись, нечиста сила! Ишо раз подойдёшь – в Совет пожалуюсь.
- Тянет меня к тебе!
- Уйди!
- Когда умрёт – будешь со мной жить?
- Ты сам раньше его сдохнешь...
- Гляди, Варвара, скручу вязы!
- Люди! – дико и внезапно закричала Варвара. Страшно матерясь, Панкратов бросился в кусты, по-волчьи поскакал прочь.
- Люди! – ещё раз услышал он.
- Кто тут! – прибежал на крики Сазонов. – Кого зовёте?
- Людей.
- Зачем они вам?
- Чтоб видели, как хорошо мне.
- Что это на вас накатило?
- Стих. Сейчас колдовать начну, – сказала Варвара и зашептала страстно и громко: – Сгинь от нас, сила нечистая! В огне сгори, с дымом улети, обелись корой берёзовой, возродись из пепла радостью, в небо вспорхни птицей-певуньей...
- Давит на вас весна!
- Ох, давит! Так бы и пала на землю и миловалась до потери сознания.
- Я вот вам помилуюсь!
- А ежели с тобой? – Варвара подошла к нему, взяв горячими ладонями за щёки, поцеловала в губы. Сазонов побледнел, растерялся.
- Этим не шутят, Варвара...
- Я дитё хочу...
- Ну и рожайте. У вас есть муж.
- Сила у него подорвана. А мне дитё надо! Чтоб я за им, как за Логином...
- Перестаньте!
- Мямля! Ты и Марью так же упустил... Только и нужно-то от тебя... Эх!
- Варвара! Я могу... Я и в самом деле могу...
- Не нужен ты мне. Уходи. Да поскорей, а то ишо подумают, что шашни у нас. О, господи! – она упала на землю и зарыдала.
- Ох ты сука! – это опять подкрался Панкратов.
Варвара повернулась к нему, жарко и ненавидяще посмотрела в глаза, но не встала.
Ещё один день подходил к концу, а люди не заметили: так быстро пролетело время.
- Ты, Алёха, шагу не шагнёшь, чтобы людей не стабунить, – щуря длинные глаза, говорил Дугин. Он взмок, на рубахе соль выступила. – Ишь как гудят! Пчёлы, чисто пчёлы!
- Где пчёлы, там и трутни, – поводя плечами, усмехнулся Евтропий.
У него стягивало крыльца[7]
от усталости. Часто тукало сердце.Одновременно на весь лес спустилась ясная тишина. Все подивились ей в душе. Примолкли. Вдруг издалека донёсся слабый стук топора: Панфилушко.
- Оженить бы их! – сказал Евтропий, кивая в сторону Панфила и Фёклы. – Самая что ни на есть пара.
- Пара на все сто! Давайте тряхнём старика!
- Подъехал Логин. На телеге стоял пузатый лагунок с брагой и ведро квашеной капусты.
- Ого! Вовремя подоспел!
- К самой свадьбе...
- Пошли, что ли?
Вывернув подкладками наружу армяки, Федяня и Афанасея выступали сватами.
- Сватать тебя пришли, Панфило Осипович! – грозя бровями, улыбалась Афанасея. – Для баб гож?
- Об этом, слышь, токо тебе одной вечерком скажу. Заходи после... А пока не лезь. У меня вон кака урочина!
- Возьмёшь Фёклу – мы твою урочину за полчаса выполним!
- Соглашайся, Алёха! Чего там! Два горошка на ложку. Да и тебе, Фёкла Николаевна, хватит в девках вянуть, – посмеивался Дугин.
- А я что? Я за милу душу, – приняла их шутку Фёкла.
- Ну, раз так – за дело! А потом и за свадебку...
И ещё дюжине кудрявых берёз снесли буйные весёлые головы.
Панфило и удивиться не успел, а Дугин уже доводил последнюю поленницу.
- Вот, слышь, молодцы дак молодцы! Нам бы до троицы не управиться.
- Молодожёны, в круг! – раскрывая бочонок, сказал Евтропий. Разлив брагу по туескам и кружкам, провозгласил: «Горько!».
Бабы, смеясь, подтолкнули Фёклу к старику и заставили целоваться.
- Горько! Горько! – кричали они.
Но скоро шутка наскучила, да и брага кончилась. Все, кроме «молодожёнов», отправились по домам.
- А нам как быть? – спросил Панфило.
- Пойдём и мы.
- Ко мне, что ль?
- А хоть и к тебе. Не боишься?
- Один я, слышь, совсем запарился. Баба позарез нужна. Ежели не против – пойдём.
- А ты это... дюж? – хохотнула Фёкла. – Я на любовь шибко лютая! Ежели что – вытурю...