Избранное. Том второй

Но выхолостень и не собирался помирать. Жилось ему не хуже, чем богатому барину; отъелся до того, что едва в конуру влезал. Панфило не привязывал его, думая, что пёс убежит на улицу и там его загрызут собаки. Но пёс был домосед. А ещё был он ласков, глаза умные; всё понимают, только сказать не могут. Увидит хозяина в добром расположении духа, подойдёт, встанет на задние лапы, а передние на грудь положит. Старик сперва злился на это, потом привык. А Фёкла души не чаяла в собаке.

В огороде переругивались между собой соседки.

- Всю рассаду измяла! Ишо зайдёт – ноги переломаю! – грозилась Фёкла.

- У своей ломай! – добродушно отбрехивалась Агнея.

- Моя по огородам не шныряет.

- Рассады пожалела! Да зайди ко мне – дам, сколь в подоле унесёшь.

«Видно, опять ихняя свинья набедокурила! – догадался старик. – Ну, погоди, сосед! Теперь мой черёд шутить...» Взяв пешню, спрятался за рассадником и стал поджидать хавронью. Ждать долго не пришлось. Подкравшись тихонько, со всего маху ударил свинью по задним ногам и столкнул её в яр.

«Уж бил бы насмерть, старый козёл!» – ворчал Евтропий, вытаскивая из яра свою живность.

- Аспид! – голосила Агнея. – Я тебе всё припомню! Так и знай, что опять головёшек в бороду натычу!

Евтропий посмеивался.

- Не я ли говорил, что свинья не ко двору?

- Другие мужья в драку лезут, а у его полон рот смеху.

- Да из-за чего драться-то? Она без ног-то лучше. Больше сала належит.

- Вот сдохнет, тогда и тебе худо будет!

- Выходим. К дяде Лавру свезу.

Завалив свинью на телегу, привязал её и поехал в Бузинку. Можно было бы дорезать, но летом мясо скоро портится, да и появился предлог навестить дядю, с которым Евтропий жил душа- в- душу.

- За кролами поглядывай! – наказывал он жене. Кролы – дядин подарок – дали второй приплод.

Евтропий ехал не спеша, зная, что Лавр по старости лет редко отлучается из дому, чаще сидит за самоваром, поджидая нечаянных гостей. На божнице у него, за иконой, всегда припрятана одна, а то и две нераспочатых бутылки.

Схоронив последнюю жену, он принял на квартиру старую деву из монашек, плоскую и зубастую, как пила. Была она сварлива и привередлива. Несколько недель старик терпеливо сносил её руготню, но, после того как она обнаружила его тайник и выбросила оттуда бутылки, не сдержался и прямо в сморщенный нос квартирантки сунул по всем правилам сложенный кукиш. Хоть и по правилам, а не угодил. Горюха удивилась и с того дня занемогла. Лавр свёз её в больницу и теперь по четвергам носил передачи, радуясь своему одиночеству.

- Хлеб-соль, дядя! – поздоровался Евтропий.

- Садись, – пригласил ветеринар, веселея: ожидание не было напрасным.

- Я к тебе по делу, – для приличия отказался Евтропий, блудя глазами.

- Сядь рядком, потолкуем ладком.

Призывно забулькала водка; быстро потекло за разговорами время. Евтропий не скоро вспомнил, что на телеге привязана свинья.

- Какими судьбами? – доставая другую бутылку, спросил хозяин.

- Попутье было, – не желая отвлекаться от столь важного дела, уклончиво сказал Евтропий. Ветеринару и это пришлось по душе. Переговорив обо всём, что допустимо за столом, они запели.

Песни перемежались разговорами, которые были сперва неторопливы, а потом и невнятны.

- А кк-кролы... кролы мои... как? – костенея языком, спрашивал старик.

- Плодятся! – Евтропий ещё не заикался.

- Вооо... Наследство доброе до... досталось.

- В самый раз. Ох язви те! Я ведь к тебе с задельем! – спохватился Евтропий.

- Не егози. Сиди, пока сидится.

Эх, пить будем
И гулять будем!
А смерть придёт –

Помирать будем!

- Свинья-то уж околела, поди?

- Какая свинья?

- Моя. Ноги у ей повело. Лечить привёз.

- Ты её кальцием.

- Кальцией! Эт-та можно!! – гаркнул Евтропий. – Звенел звонок нащееет поверкиии...

- Ланцов заддумал убеежааать! – подхватил старик.

К ночи они притомились и уснули прямо за столом, как засыпали все, кто приезжал к ветеринару в гости.

Когда рассвело, Евтропий поднял голову, слил в стакан остатки водки и тряхнул дядю.

- Чем, говоришь, свинью-то пользовать?

- Кальцием, – пробормотал ветеринар и снова запосвистывал носом.

- Кальцией, – повторил Евтропий, чтоб не забыть это мудрёное слово.

Свинья давно примирилась со своей долей.

- Тоскливо тебе, свинка?

Хавронья грустно повела пятачком: хоть бы покормил, но хозяин решил насыщать её пищей духовной.

- Ты не расстраивайся. Сейчас домой поедем. Петь будем!

Он был верен своему слову и пел всю дорогу, делая передышку лишь для того, чтобы уговорить свою печальную спутницу подтягивать ему. Она упрямилась.

- Не хошь? Так и петь сроду не научишься! Без песен какая жизнь, сама подумай?

Но свинье было не до песен. Перебитые ноги распухли, краснота поднималась к брюху.

- А я ишо ка...альцию тебе выхлопотал, – обиделся Евтропий. – Вот не куплю – и пропадёшь. Пропадёшь ведь?

Свинья обречённо хрюкнула: с тобой всё возможно.

- То-то, – удовлетворительно кивнул он. – Ладно, жив буду – куплю...

Ближе к Заярью он замолк, заскучал.

За околицей ждала Агнея. Будто и не заметив её, понужнул лошадь, проехал мимо.