Избранное. Том второй

Старик внимательно поглядел на внука, но тот как будто не насмехался.

— Просьба у меня к тебе.

— Говори, милый.

— Сейчас скажу. Ты здоров?

Старик немного помолчал. Он все боялся, что Томю, может быть, шутит над ним.

— Для своих лет, слава богу, здоров, — твердо промолвил он.

— Вот что, дедушка, — пододвинул свою табуретку Томю и взял в свою крепкую руку сухую, морщинистую руку старика. — Ты говоришь — здоров? Но нынче ночью ты притворишься больным.

Старик посмотрел на него с удивлением.

— Что́ у тебя заболит, — продолжал внук, — кишечник там или желудок — это неважно. Но начнешь охать, корчиться, кричать. Мама сбегает к соседке, пошлет ее за тетей Тодой. Обязательно одну из соседок, чтоб утром по селу распространилось, что ты очень тяжело заболел и тебя отправили в город.

— А меня на самом деле повезут в город? — спросил старик, глядя на внука как завороженный.

— На самом деле, на самом деле! — кивнул Томю. — Вся штука в том, чтоб отправить тебя в город. Мама отвезет. Запряжет телегу и отвезет. Тебя укроют в телеге, и ты будешь лежать и стонать. Сейчас же, ночью же и поедете. Приедете к доктору Михайлову, около почты, мама знает. Постарайтесь до рассвета обязательно быть там. Доктор начнет тебя осматривать — ты его спросишь: «Есть надежда?» А он ответит: «Все зависит от нас». Тогда ты ему: «Вот он — я, а ты дай мне рецепт». Как только он даст, ты спрячешь за пазуху и повезешь обратно. А приедете домой, отдашь маме. Понятно?

— Понятно, — пересохшими губами, глухо промолвил взволнованный старик.

Томю повторил ему еще раз, что надо сказать доктору Михайлову.

— Теперь повтори ты! — потребовал Томю.

Старик повторил, только сделал маленькую ошибку.

— Еще раз.

Второй раз старик продекламировал пароль, словно вызубрил наизусть. Томю похвалил его и в знак благодарности пожал ему руку.

— Повторяй это в уме, — сказал Томю на прощание. — Чтобы помнить, как дважды два четыре. И, — внушительно поднял он палец, — никому ни слова об этом. Знаем только я, ты да мама.

— Э-э, — ответил, успокоившись и уже возгордившись, старик. — Что я, маленький, что ли?

Томю, приученный тяжелой жизнью на нелегальном положении к терпению, к умению сосредоточивать все свое внимание на предстоящем деле, сделался вдруг рассеян, потому что стал думать о ребенке. Он уже предупредил мать, что малыши не должны видеть его здесь, не должны знать, что он приходил. Он только войдет посмотреть на них, если будут крепко спать. И для пущей уверенности еще раз послал мать проверить.

Томю бывал в сотнях переделок, не раз жизнь его висела на волоске, он встречался лицом к лицу со смертью, но никогда так не волновался, как в этот вечер.

В комнате, где спали дети, Манолица была только минуту. Потом она показалась в приоткрытой двери и сделала знак. Томю подошел, чувствуя слабость в коленях. С самого перехода на нелегальное положение он не видел своих детей. И вот здесь, в родном краю, куда его прислали по партийному делу, он впервые увидит своего озорника, своего любимца, своего маленького сына.