Избранное. В 2 т. Т. 2

После обеда им предстояло ехать в клинику, где будущих матерей учили уходу за грудными младенцами. Уэстон смотрел на эту поездку как на важное событие. Он заботливо захлопывал дверцу, когда Матильда входила в машину, и, прежде чем включить мотор, сидел несколько секунд неподвижно. Очень тихо и осторожно съезжал он с горы, замедляя ход на поворотах, он остерегался даже разговаривать; трудно было предположить, что этот человек получал призы на автомобильных гонках и, будучи восемнадцатилетним юношей, служил в военной авиации. И это тоже своего рода объяснение в любви, — думала Матильда.

Зилаф, подходивший к клинике, увидел, что Матильда прощается у ворот с Уэстоном. Пообещав быть через час, Уэстон поехал дальше. Зилаф спросил привратника, куда пошла Матильда, быстро закончил обход больных и подошел к воротам, чтобы дождаться ее.

После лекции Матильда надела белый халат и прошла через коридор в палату для новорожденных. Она выглядела сейчас так же, как в те годы, когда была женой Зилафа. Облегающий халат хорошо обрисовывал ее узкие бедра, тяжелый, медно-золотистый узел на затылке оттягивал назад голову, подбородок был чуть-чуть вздернут, а глаза слегка прикрыты веками, — белое лицо Матильды казалось, как всегда, окруженным душистым облачком, находящимся в беспрестанном движении, словно мельчайшие пузырьки в игристом вине. И все же она была сейчас совсем другой женщиной. Легкая походка Матильды, ее взгляд и светлая улыбка, то появлявшаяся, то вновь исчезавшая, показывали, что Матильда переживает самый значительный период своей жизни; каждый вздох помогал ей выполнить великое предназначение женщины. Живот Матильды слегка выдавался вперед — она была на пятом месяце беременности.

У трех стен, покрашенных в белый цвет, стояли кроватки новорожденных, а у четвертой — белые полированные столы для пеленанья. Мальчик, которого Матильде дали запеленать, сразу же закричал.

— Нельзя так робко браться за него, — сказала няня, — он не почувствует к вам доверия. Новорожденные любят, чтобы с ними обращались решительно и спокойно. Тогда вы можете повертывать их сколько угодно, они вас будут слушаться, — они сразу поймут, что попали в надежные руки…

При виде Зилафа Уэстона пронизала острая боль, подобная той боли, какую испытывает больной в уже ампутированной руке, — то был отголосок его прежней ревности к Зилафу, появлявшейся лишь на секунду, словно зарница, которая только по внешнему виду напоминает молнию и гаснет, не принося никакого вреда. С тех пор как он знал, что Матильда скорее умрет, чем позволит себя развратить, — его больше не трогало ее прошлое с Зилафом. Человек, ожидавший его жену у ворот клиники, не вызывал в нем почти никаких эмоций. Досадно только, что с ним надо будет поздороваться.

Пока Уэстон проходил те несколько шагов, которые отделяли его от Зилафа, он в душе решил не показывать сопернику, что тот потерпел поражение, и в то же время подумал, что Зилаф может превратно истолковать его намерение.

Вдруг с уст англичанина сорвался вопрос, поразивший его самого своей неожиданностью:

— Вы ждете мою жену?

На лице Зилафа, залившемся краской, можно было без труда прочесть ответ. Прошло несколько секунд, прежде чем он заговорил.

— Нет, я не знал, что она здесь. Разве она в клинике?

— Вон идет моя жена. Минутку, я только куплю газету. — И эта фраза тоже совершенно неожиданно вырвалась у Уэстона. Только потом он сообразил, почему произнес ее: «Лучше оставить ее одну при первой встрече с Зилафом».

«Там стоит человек, который бил меня до тех пор, пока я не перестала защищаться, а потом ударил по лицу», — думала Матильда. Но она приветливо улыбнулась, подавая руку Зилафу.

Лицо Зилафа снова залила краска.

— Он пошел за газетой.

«Непонятно, как я могла стать его женой!»

Склонив голову набок, Зилаф лукаво подмигнул Матильде.

— Видишь, ты все-таки вышла за него замуж. Теперь тебе должно быть самой ясно, почему у нас не клеилось с первых же дней. А ты всегда представляла дело так, будто во всем виноват я. Ну, мне пора, — сказал Зилаф и поспешно двинулся прочь, словно боялся, что ответ Матильды разрушит спасительную для него ложь.

Внезапно Матильде стало жаль этого пышущего здоровьем человека, с видом победителя шествовавшего по улице. «В сущности, и он не виноват, — подумала она, — просто я не годилась ему в жены».

У Зилафа была большая практика, и он откладывал много денег. Пышная черноволосая дама стала его женой.

В эту ночь Матильда долго не могла заснуть. Уэстон еще сидел у себя внизу и писал. Лежа в кровати, Матильда видела отсвет его лампы на снегу. Она изо всех сил старалась не засыпать. Вся ее жизнь прошла перед ней: вот она выбирается из темного туннеля — так представлялся ей сейчас ее брак с Зилафом, — выбирается к счастью, и ей не хочется, чтобы сон разлучил ее с этим несказанным счастьем. Наконец веки Матильды смежились. Она со вздохом обняла свою жизнь, прижала ее к груди и заснула.