Избранное. В 2 т. Т. 2

Девятого мая Матильда получила письмо с пометкой «Срочно» и с французскими марками на конверте. Уэстон сообщал жене, что его направили в Париж и что он ждет нового назначения. В то время английские солдаты на улицах Парижа не были редкостью.

Ответное письмо Матильды Уэстону пришло обратно: граница была закрыта. Немецкие армии уже вступили в Голландию и в Бельгию.

Через несколько недель они подошли к воротам Парижа. Сотни тысяч беженцев — голландцы и бельгийцы, дети и старики — непрерывным потоком двигались по дорогам. Французские крестьяне ехали на телегах, запряженных лошадьми или волами и доверху нагруженных домашним скарбом. Сотни тысяч парижан уже покинули город. Сотни тысяч пытались бежать, но не могли, так как железнодорожное сообщение было прервано, а бензина не хватало. Магазины, кафе и рестораны закрылись. На Париж словно нашел столбняк. Растерянные люди с печатью обреченности на лицах стояли у дверей домов или выглядывали из окон своих квартир.

В городе не осталось никого, кто мог бы сказать Уэстону, что ему делать дальше. Для него, как и для всех, впрочем, действовал лишь один закон: спасайся как можешь.

Тщательно изучив карту, Уэстон решил бежать в Бретань. Он надеялся, что попадет оттуда в Англию, если какой-нибудь рыбак согласится перевезти его через канал. Деньги у него были.

Двенадцатого июня, переодевшись в штатское, Уэстон ушел из Парижа. Даже в ста километрах от города все дороги были забиты беженцами, и только девятнадцатого июня он окольными путями пешком добрался до маленькой рыбачьей пристани Гильвинек, на побережье Бретани.

Однако немецкие моторизованные части, которые после сдачи Парижа двигались, не встречая сопротивления, в том же направлении, что и Уэстон, и по тем же главным дорогам, опередили англичанина, — большая часть побережья оказалась оккупированной.

Усталый, немытый Уэстон, мучимый жаждой, сидел под палящим солнцем на мелком белом песке среди дюн. Из Парижа он захватил лишь самое необходимое. Но пока Уэстон шел, его кожаный чемоданчик словно по волшебству все больше наливался свинцом. После долгого утомительного пути Уэстон оставил его на обочине дороги по соседству с другими чемоданами, узлами и пишущими машинками, брошенными беженцами. На миг ему показалось, что он освободился от добрых полцентнера свинца, оклеенного рекламными ярлыками отелей всех столиц мира. Теперь весь его багаж состоял из зубной щетки.

Вдали из-за деревьев выглядывал каменный домик. Там начинался Гильвинек. У пристани, вдававшейся в море полукругом, стояло несколько моторных катеров водоизмещением не больше тридцати тонн каждый. Уэстон начал прикидывать. Взглянув на тихую гладь моря, убегавшую к берегам Англии, он решил, что даже при самом медленном ходе катер за двадцать часов доберется до Фолмута.

Рубашка Уэстона взмокла от пота, по его лицу, обросшему щетиной, пот катился градом. Позади Уэстона на песчаном холме рос жесткий кустарник, отбрасывавший узкую полоску тени. Англичанин растянулся в тени и смежил веки. Над ним было голубое, как шелк, небо. Матильда принесла ему кувшин воды из родника возле их сторожки в лесу. На ней было серебристое вечернее платье. «Вот почему вода такая прохладная», — сказал Уэстон и опять припал к кувшину. Матильда сбросила серебристое платье и вошла в лесное озеро. Уэстон поплыл вслед за серебристым платьем, которое она тянула за собой. Но бурные волны океана все время отбрасывали его назад. Серебристая полоска исчезла.

А потом Матильда и Барбара очутились на побережье Англии, — они были нагие. На заднем плане виднелся Фолмут. Все дома здесь стали церквами. Тысячи крестов над колокольнями четко вырисовывались на фоне серого неба. Матильда взмахнула серебристым платьем, платье превратилось в крест, и Матильда поставила его перед собой. «Этим она хочет сказать, что умрет, если я не доберусь до берега», — подумал Уэстон. Он снова бросился наперерез волнам, грохотавшим словно выстрелы, и проснулся.

Тень уползла в кустарник. Теперь Уэстон лежал под палящим солнцем. Волны все еще грохотали, хотя поверхность моря была гладкая, как зеркало. Вдруг Уэстон ничком бросился на песок. В пяти метрах от него по шоссе с шумом промчалось подразделение немецких мотоциклистов.

Накануне, когда Уэстон проходил по клеверному полю, какой-то крестьянин крикнул ему, что побережье, вероятно, уже оккупировано. С тех пор Уэстон считался с этой возможностью, но теперь, когда она оказалась реальным фактом, он растерялся. Впереди него были полчища немцев, а позади — море; все его надежды на бегство из Франции рухнули. «Я пропал, — подумал он в первый момент. — Теперь рыбаки не рискнут переправить кого-нибудь на тот берег». Не находя выхода, Уэстон осматривал освещенную солнцем мирную равнину; немецких солдат больше нигде не было видно. Треск мотоциклов смолк.