Потом явился Богуславский. После седьмого марта он пришел к нам впервые. Какой же он был кроткий и вкрадчивый! Голосок его звенел нежно и ласково. Он защищал и украинцев и евреев. И те и другие были правы. И те и другие погорячились. Все это от запальчивости. Все это молодой задор. Все это еще выправится. Вот и он сам, Юрий Семенович Богуславский, разве он не решал сгоряча, не ошибался смолоду? О-го! Еще как! Каждый человек ошибается. И ошибки только свидетельствуют о живом характере и активности человека. В молодости Юрий Семенович, оказывается, принимал участие в студенческих антиправительственных беспорядках и был за по взят под надзор полиции. Чтобы реабилитировать себя, ему и пришлось написать злосчастную брошюрку, будь она неладна — «Трехсотлетие дома Романовых». Но, легализовавшись таким образом, он получил возможность вступить в подпольную партию социалистов-революционеров. Однако, уже состоя в ее рядах, он не избежал новых ошибок. Например, вспомним прокламацию, которую ему, как инспектору гимназии, пришлось отобрать этим летом у группы гимназистов на полевых работах. Безусловно, он обязан был ее конфисковать, так как это была противовоенная прокламация, а социалисты-революционеры за войну до победного конца. Но, должен признаться, он тут слегка перехватил. Человек не может не ошибаться, и надо уметь быть терпимым, уметь прощать ошибки…
Он говорил с полчаса. Мы слушали в пол-уха. Содержание его речи нас мало трогало. Куда больше внимания заслуживало то, что инспектор гимназии Юрий Семенович Богуславский, по прозвищу Вахмистр, на этот раз говорил с нами… по-украински…
Впервые в стенах нашей гимназии украинский язык звучал с кафедры, из уст педагога и воспитателя.
Потом у крыльца гимназии затрещал автомобиль. Перепуганный Петрович ввел в класс Збигнева Казимировича Зарембу. Пан Заремба был в военной форме, с интендантскими погонами, с шашкой на боку и револьвером на другом. Серебряные шпоры мелодично всхлипывали при каждом его шаге. Красная повязка охватывала его левый рукав. Происшествие уже стало известно Временному исполнительному комитету, и комитет прислал к нам своего представителя.
— Цо то е, цо то е, прошен панув! — схватился Збигнев Казимирович за лысую голову, взойдя на трибуну.
— Такие милые, молодые, такие кавблеры, и такая неприятность!
У нас немножко отлегло от сердца. Пана Зарембу мы так привыкли видеть в роли лучшего танцора и первого распорядителя танцев на балах, что любая другая роль в его исполнении могла быть нами принята только как комедийная. Нас забавлял пан Заремба. Мы понемногу начали улыбаться, потом фыркать, наконец хохотать вслух. Пан Заремба говорил с большим чувством. Он вертелся на месте, притопывал каблуками, позванивая шпорами, помахивал руками. Ну, совсем танцевал мазурку. Опомнившись, наконец, когда смех стал слишком громким, Збигнев Казимирович придержал руки и ноги и высказал свое предложение: вопрос об изгнании евреев мы должны переголосовать.
— Временный исполнительный комитет тешит себя надеждой, прошен панув, что мои слова урезонят вас, товарищи. Вы, молодые граждане и таки славны кавблеры, воспользовались уже данным вам временной революцией правом свободного голосования. Но произошла неприятность! Теперь воспользуйтесь свободным правом второй раз, чтобы отменить ваше первое, временное решение. Нех выгнанные пшийдут назад…
— Послушайте! — крикнул Зилов. — Неужто вы не понимаете, что ваше предложение так же позорно, как и наш поступок? Да если вы предлагаете голосовать, значит вы допускаете возможность двух решений. Это — непонимание и контрреволюционное искажение идеи свободы!..
Збигнев Казимирович обиделся, звеня шпорами проследовал к дверям, сел в автомобиль и с треском укатил.
Тогда в гимназии вдруг появился высокий худощавый человек с впалыми щеками, черными усами и сединой на висках. Он был в долгополом рыжем пальто и фуражке с двумя серебряными позументами и серебряным же паровозиком спереди. Машинист второго класса Шумейко.
— Товарищи, — сказал он, взойдя на кафедру, — меня прислал к вам наш Совет рабочих и солдатских депутатов… поскольку у вас тут вышел такой скандал и конфуз. Стыдно, хлопцы! А еще образованные! Дураки вы! Это говорю вам я, а вы меня знаете!
Кто же не знал машиниста Шумейко? После бунта в маршевом батальоне, отказавшемся ехать на фронт, Шумейко пришлось вообще из города исчезнуть. Это же именно ему и полагалось вести эшелон. Это его С-815 стоял впереди под парами. Это он отцепился от эшелона, отвел паровоз в депо и загасил топку. Это он подал сигнал машинистской дежурке. Это он организовал похищение книги нарядов — через кочегара Федора Козубенко… На следующий же день после свержения самодержавия Шумейко появился в городе. Впрочем, как теперь стало известно, Шумейко из города и не выезжал — он скрывался на конспиративной квартире, готовя на железнодорожном узле стачку и антивоенное выступление. Машинист Шумейко был членом подпольного комитета социал-демократов большевиков.