Избранное в 2 томах. Том 1

Зал гудел тихо, но недовольно. Теперь уже стало ясно всем: в Совет проникли чуждые элементы. Разные там трудовики, федералисты, поступвцы, меньшевики. Продали Совет кровопийцам и Керенскому. Разогнать его! Что-то рабочих и солдат в нем мало. Все больше канцеляристы. Здесь пускай заседают! Прямо в зале! Среди нас! Среди солдат и рабочих!

В углу, у двери в дамскую уборную, был сооружен небольшой помост, задернутый куцым занавесом, наскоро состряпанным из штофных портьер царских покоев. Это член исполнительного комитета, уполномоченный по делам просвещения, культуры и пропаганды, Аркадий Петрович, нес искусство в массы и низы. Каждый вечер здесь давались для солдат и вообще для всего свободного народа короткие «летучие» концерты. Но сегодня актеры Аркадия Петровича вдруг сами превратились в солдат. Они взяли винтовки и стали в строй. Аркадий Петрович тоже в строю — он выполняет свой долг. Пиль был посажен за рояль, Аля и Валя Вахлаковы вместе с Аркадием Петровичем выстроились в ряд на авансцене.

Аркадий Петрович протягивал руку вперед, в зал, глаза его останавливались, брови трагически поднимались под самую лысину.

Друг мой! -

стонал Аркадий Петрович.

Брат мой! Усталый, страдающий брат!

Кто бы ты ни был… -

всхлипывали Аля и Валя,

Не падай душой! -

восклицали они втроем, вкладывая в это все силы. Лысина Аркадия Петровича орошалась густым потом.

Пусть неправда и зло полновластно царят

Над омытой слезами землей!

Валя зябко ежилась и с мукой давала на это свое согласие.

Пусть разбит и поруган святой идеал,

Пусть струится невинная кровь!

Что могла Аля против этого поделать? Она только щурилась, и голос ее спускался до басов.

Верь! -

вибрировал дискант Аркадия Петровича. Он умолял. Он готов был стать на колени, распластаться в блин. Только бы поверили.

Настанет пора! И погибнет Ваал! -

Он делал выразительный жест в сторону фронта, на запад,

И вернется на землю любовь…

Пиль нажимал педаль и патетически брал мажорный аккорд…

От этого становилось так стыдно, что Сербин поспешил уйти.

В туннелях, в багажном зале, в зале третьего класса — повсюду происходили небольшие короткие митинги. То говорил солдат, то рабочий, но больше всего ораторствовали телеграфисты, молодые люди с красным крестом на рукаве или в фуражках с кокардами министерства народного просвещения. Они призывали к спокойствию и революционному порядку. В углу, у билетных касс третьего класса, в толпе солдат с белыми бинтами на околышах фуражек и с желто-блакитными петлицами — это были части Центральной рады — Сербин вдруг увидел серую гимназическую шинель. Из всех ее карманов торчали газеты, брошюры и книги. Макар!

Макар произносил речь.

— Товарищи! — говорил он. — Буржуазия нарочно раздувает национальный шовинизм. Она хочет расколоть ряды трудящихся. Только пролетарский интернационализм может вывести человечество из тупика мировых противоречий, межгосударственных распрь и империалистических войн! Украинские социал-демократы и украинские социалисты-революционеры так же неправы, как и русские эсдеки, русские эсеры или еврейские бундовцы. Только большевики, добиваясь передачи всей власти рабочим советам…

Речь его, кажется, не очень-то понимали. Но Макару было достаточно и того, что он сам себя наконец вполне понял. Он даже ни разу не сказал своего «вообще».

Сербин почувствовал, как ему становится холодно, как стынут и отнимаются ноги. Революция! Единый порыв народного протеста! Свобода, равенство и братство! И вдруг — большевики, меньшевики, эсдеки украинские, эсеры украинские, эсеры русские. И еще еврейские бундовцы.

— Господи! Я ничегошеньки не понимаю! — Он схватился за голову и чуть не плача бросился вон.

Но рев толпы вдруг остановил его.

— Геть! — орали солдаты с двухцветными петлицами. — Геть большевиков!

Макар как-то странно подпрыгнул и сразу исчез — утонул в толпе. Его дернули за ноги и стащили со скамейки. Потом несколько кулаков и казачьих нагаек взметнулись и упали вниз. Макара начали бить.

У Сербина потемнело в глазах. Он зашатался и, ничего перед собой не видя, бросился на помощь товарищу…

Солдат Яков Юринчук лежал слева от моста. Ему хорошо был виден мост и шагов на тысячу железнодорожная колея. Дальше колея терялась в перелеске. За перелеском была станция Гнивань. Высокие фабричные трубы поднимались там из гущи деревьев. Против станции находился сахарный завод.

На станции тихо, точно шепотом, пыхтел паровоз. Юнкера уже с полчаса как прибыли.

И вот Яков вдруг увидел их.

Они поднялись сразу из чащи кустов и с диким криком побежали к мосту. Четыре «люиса» одновременно затрещали часто и близко и теперь пули ложились уже на наш берег, почти на линию нашей цепи. Юнкера бежали и кричали «слава». Это была украинизированная школа прапорщиков, поддерживавшая Центральную раду. Силы Центральной рады объединились с силами комиссара Временного правительства для борьбы против большевиков.

Центральная рада уже издала и второй и третий универсал. Она не хотела ссориться с Временным правительством. Она надеялась получить пристойную автономию из рук Учредительного собрания.