Во всей этой истории Юру особенно взволновали две вещи. Во-первых, как это молодого лейтенанта Шмидта бог причислит к сонму святых? Ведь все святые были бородатые и в длинных поповских рясах, а Шмидт — с маленькими усиками и в коротком лейтенантском мундире? Святого в лейтенантском мундире, по Юриному убеждению, быть не могло. Во-вторых, как это гимназист Петя отважился курить в присутствии своего классного наставника? Ведь Юре было доподлинно известно, что всех гимназистов, которых отец ловил с папиросами на улице или в гимназии, он отправлял в карцер на пять часов и снижал им балл за поведение. Впрочем, Юра тут же припомнил, что гимназисты, которые приходили к ним в дом — играть с отцом на рояле, разглядывать небо в телескоп или вертеться вокруг Юриной старшей сестры, — курили при отце совершенно открыто и даже уносили его папиросы с собой, так что отец, оставшись к вечеру без папирос, топал ногами и, грозя кулаком, кричал: «Пускай, пускай они мне только попадутся как-нибудь на улице с папиросой в зубах!..»
В гимназии в эту пору у отца, как и у всех остальных учителей, была масса возни с «балами» и «литературно-вокально-музыкальными вечерами». Чуть не каждую неделю, придравшись к любой дате — Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, — устраивали для гимназистов и гимназисток старших классов танцы с призами и разными увеселениями. Младшие вместо танцев получали мешочки с пряниками, их водили на дневные спектакли — «Золушку», «Красную шапочку» или «Золотой петушок». Юрин отец, как известный любитель цветов, каждый раз должен был следить за украшением зала, а как известный всем в гимназии виртуоз-пианист — выступать в концертах и вообще ведать музыкальной частью.
Как-то в конце зимы должен был состояться особенно грандиозный бал-карнавал. Гимназистам и гимназисткам было разрешено явиться на него в любых маскарадных костюмах за исключением костюмов церковнослужителей и дам полусвета. Отец проклинал все и вся — концертом перед танцами должен был заправлять он.
Зато Юра был на седьмом небе. После долгого семейного совета решено было взять на бал — но только до десяти, а тогда немедленно спать — и Юру. Юре разрешено было даже надеть маскарадный костюм. Юра чуть в обморок не упал от волнения — ведь в первый же раз бал-маскарад, да еще Юра в маске… Маскарадный костюм Юра выбрал для себя не задумываясь. Он решил надеть длинные брюки брата и замаскироваться гимназистом.
Впрочем, этот бал-маскарад так и не состоялся. Зато вместо него произошел грандиозный скандал, и об этом стоит рассказать особо.
Уже с девяти утра, даром что маскарад должен был начаться только в семь вечера, Юра был совершенно готов. Брат охотно уступил Юре на один день свою форму: он уже второй год учился в гимназии и на маскараде предпочитал красоваться в костюме испанского пирата, с пистолетом монтекристо за поясом и красным платком на голове — тютелька в тютельку капитан Вельзевул из романа Луи Жаколио. Юра подошел к большому зеркалу в прихожей и с замиранием сердца зажмурился. Ему не верилось, что сейчас он увидит там себя не в осточертевшей синей матроске с золотыми якорями на плечах, не в позорных коротеньких штанишках на резинке, не в противных длинных чулках, не в идиотских башмаках на бабских пуговках, — о, надоевшие детские одежки, будь они прокляты, так и хочется топнуть ногой! Юра тайком приоткрыл один глаз — левый, не такой косой…
Прямо перед ним, в багетной золоченой раме, как на портрете или просто на пороге соседней комнаты, стоял великолепный гимназист: шинель чуть не до полу, двенадцать пуговиц, как двенадцать серебряных рублей, синяя фуражка и две пальмовые веточки на гербе… Что-то необыкновенно знакомое, уже виденное было в лице этого незнакомого, впервые увиденного бравого гимназиста. Юра раскрыл и правый глаз. Ну, конечно, — лопоухий, правый глаз косит, да и левый тоже, верхние зубы торчат вперед — никаких сомнений, — это он, Юра, и есть, никто другой. И наплевать! В прекрасной гимназической шинели эти дефекты не имеют никакого значения. Юра совсем возгордился и снял фуражку. И не за козырек, как полагается при встрече на улице с педагогом, а прикрыв ладонью герб и сжав пальцами околыш, как кланяются гимназисты-старшеклассники, когда встретят знакомую гимназистку и их никто не видит… Под фуражкой, спутанные и всклокоченные, торчмя торчали препротивные рыжие вихры. Юра вздохнул и надел фуражку.