Избранное. В 2 томах [Том 1]

До сих пор он никак не мог решиться продать вторую, теперь лишнюю, кровать. Кровати были парные, красного дерева с инкрустацией в виде лир, а он втихомолку лелеял надежду снова жениться. Но за квартиру-то платить надо. И он отправился в Ветошный ряд.

Как ни тягостен был Соколиному Глазу этот путь, но и тут шагал, бодро вскинув голову вверх и немного набок, задрав нос, словно сам черт ему не брат. Дело в том, что он немного косил, и только такой жизнерадостный поворот головы позволял ему видеть перед собой что-нибудь.

Так он продефилировал мимо дома письмоводителя, где в пустой голой комнате неподвижно стоял у окна сам хозяин и безнадежно смотрел вниз на старый мост. Соколиный Глаз, по-актерски подняв руку, ответил на приветствие и свернул в Ветошный ряд.

С одной стороны улицы помещались мясные ларьки, где по дешевке сбывали всякую дохлятину, далее шли кузница, скорняжная мастерская, красильня, немного подальше евреи торговали кожами — там висели на гвоздях выставленные для просушки окровавленные козьи и заячьи шкурки, затем шла мастерская формовщика, отливавшего гипсовых богородиц с младенцем, которых он затем размалевывал в малиновую и голубую краску, а на противоположной стороне, в покосившихся домишках, ютились лавчонки старьевщиков. С дверей свешивались брюки, юбки, мундиры. На выбитой запущенной мостовой лежал толстый слой коровьего и конского помета. Через Ветошный ряд гнали на бойню скотину.

Моросил дождь. Ветер озорно раздувал старые штаны и женские юбки. Лавки старьевщиков были битком набиты всевозможным хламом, который накапливался в домах чуть ли не веками. За последние десять лет большинство людей продало все до нитки, и лишь очень немногие в состоянии были что-либо покупать.

Ребятишки как завороженные стояли перед грязными витринами и с вожделением глазели на выставленную рухлядь. Когда-то и сам Соколиный Глаз часами простаивал здесь, зажав монету в потном кулачке, и прикидывал, что бы ему купить: заржавленный пистолет, книжку о пиратах, подержанный клоунский костюм или чучело зеленого попугая, который и поныне, тридцать лет спустя, восседал на той же жердочке, скосив глаз на пропыленный бюст Гете.

В той же витрине, рядом с помятой медной трубой граммофона, можно было увидеть черный диск репродуктора. Достижения современной техники попадали в Ветошный ряд с некоторым запозданием, но все же попадали.

Первый же старьевщик покачал головой, еще прежде чем Соколиный Глаз успел сказать, сколько хочет за свою кровать красного дерева. Второй, услышав цену, молча скрылся в дверях. Кто-то предложил три марки за кровать вместе с матрацем.

Мальчишка мясника тащил на веревке теленка. Соколиный Глаз с интересом наблюдал, как теленок упирался передними ногами, не желая сдвинуться с места. Тогда паренек решил подтолкнуть упрямца сзади и толкал и пихал его до тех пор, пока задние копытца не оказались между передними ногами. Но тут теленок ни с того ни с сего сам, по своей охоте, весело взбрыкивая, помчался к бойне.

Соколиный Глаз молодцевато шагал по улице, вскинув голову вверх и немного набок, вытянув губы трубочкой, весело и пренебрежительно усмехаясь, будто все лавочники бежали за ним следом, наперебой умоляя уступить им кровать. Он был в элегантном коверкотовом пальто с широкой строчкой — остаток прежней роскоши.

Перед угловым домом, весь фасад которого по второй этаж был увешан тряпьем, стоял здоровенный цыган и пиликал на скрипке; решив продать свой инструмент, он думал таким способом повысить ему цену. Владелец лавки запер дверь и даже носа не казал на улицу. Цыгана обступили ребятишки, а полицейский явно прикидывал в уме, не забрать ли в участок чумазого бродягу.

На дверном косяке соседней лавки висел очень короткий, в талию, светло-голубой гусарский доломан с белым шнуром, напротив — измятый фрак невероятной длины с залоснившимися лацканами, а поверх него — подвенечная фата с миртовым веночком.

Невольно напрашивалась мысль, что чета стариков, дойдя до крайности, вытащила из сундука и снесла к старьевщику последнее напоминание о счастливой поре их жизни.

Соколиному Глазу не приходилось особенно выбирать. Большинство лавок он обошел, а хозяева других давали так мало, что к ним не имело смысла обращаться. Возле фрака стояла толстая лавочница.

— Что вам угодно, сударь?

И когда Соколиный Глаз, повернув голову вправо, остановился, сказала:

— Он еще совсем приличный и на шелковой подкладке.

Но Соколиный Глаз разглядывал совсем не фрак, а яркий доломан, что висел слева.

— У меня кровать красного дерева. Почти новая!

— Пальтецо ваше я бы взяла в обмен на фрак…

— Дерево с инкрустацией. В головах лира. А по бокам — розы.

— Кровати не покупаем. Вообще ничего не покупаем. Но если вы немножко накинете… Пальтецо сильно поношено.

— Пальто у меня еще превосходное и тоже на шелку. — Он откинул полу.

Цыган, сделав замысловатый пируэт, очутился возле торговки и молча с глубоким поклоном протянул ей скрипку и смычок.

Обозвав его бродягой и вором, она оглянулась, ища полицейского.