Избранное в 2 томах. Том 2

— Слышишь? Проходи. Это мой угол. Я стою здесь каждый вечер.

Ольга смотрела в молчании. Девушка рассердилась.

— Пошла вон! — крикнула она и толкнула Ольгу в грудь.

Ольга покачнулась и отступила на шаг. Когда девушка замахнулась, ворот на груди распахнулся, и аромат духов еще сильнее ударил в нос Ольге… Мария пошла в гестапо. Ее профессия — переводить. Проститутка по вечерам стоит на улице. Продаваться — ее профессия. И это — ее угол.

Ольга размахнулась и изо всей силы ударила девушку по лицу.

Девушка пошатнулась, потом сделала шаг вперед, точно хотела кинуться на Ольгу, броситься в драку; но увидела глаза Ольги, ее полный ненависти и презрения пылающий взгляд; она не выдержала его, попятилась, съежилась и вдруг опрометью ринулась прочь. Через минуту она скрылась за углом Каплуновской.

Ольга осталась одна. От запаха духов у нее кружилась голова. Мария пошла в гестапо, Нина говорит — «советы».

Эта шлюха надушилась и каждый вечер на этом углу среди сугробов с замерзшими трупами поджидает гитлеровских офицеров. Что же делать Ольге? Ольга одна. Одна она ничего не может поделать.

Ольга подняла вверх лицо: луна светила ей, серебряная, отливающая синевой.

И Ольга закричала неистовым голосом:

— Помогите! Помогите!

3

Мать умерла в субботу под утро.

В воскресенье Пахол мог взять на несколько часов увольнение и помочь Ольге с похоронами. Ольга непременно хотела похоронить мать по-человечески — на кладбище, а не просто вынести на улицу в снежный сугроб.

Мать умерла тихо — даже Ольга не заметила ее смерти. С вечера мать, как всегда, мучилась и стонала, потом ночью, как всегда, боль на несколько часов отпустило, — в эти часы Ольга обычно тоже засыпала, потом, под утро, опять начинался приступ, и Ольга опять вставала к матери. Но на этот раз Ольга не услышала стонов матери, а когда проснулась сама, было уже совсем светло и мать лежала спокойно, как будто спала. Ольга позвала мать, но та не откликнулась. Ольга подошла к постели и только тогда увидела, что мать уже мертва. Пальцами рук она крепко стиснула край одеяла, губы были плотно сжаты, на лице застыло выражение боли и отчаяния: мать мучилась, но, верно, сдержала предсмертный стон, чтобы не испугать Ольгу, не разбудить ее.

Труп уже закоченел, и Ольга не могла закрыть матери глаза. Мать ушла из этой проклятой жизни с открытыми глазами.

Ольга не заплакала. Не потому, что она давно была подготовлена к внезапной смерти матери, а потому, что давно уже не плакала, да и не о чем было плакать.

Только пустота, холодная пустота как бы пронизала Ольгу и наполнила все ее существо, если только пустота может что-нибудь наполнить.

Где достать гроб? Страшно подумать: отвезти мать на кладбище, опустить в яму и засыпать острыми комьями мерзлой земли. Где достать гроб?

— С вашего позволения, панна Ольга, — предложил Пахол, — у нас в хозяйственной команде есть специальная мастерская, которая делает гробы для гарнизона. Между нами, шоферами, есть свой условный язык: мы ссужаем друг друга то бензином, то резиной, то еще чем-нибудь. Я, панна Ольга, добуду для вас гроб. — Он покраснел и поправился. — Гроб для вашей мамы, панна Ольга.

Вечером Пахол действительно пришел с гробом. Это был замечательный гроб, — не из фанеры, а из цельных досок, пахучих и смолистых, только покрашенный в черный цвет, с белым крестом на крышке и с надписью по борту: «Умер за Великую Германию».

— Другого гроба не было, — оправдывался Пахол. — Гробы делают для немецких солдат, и в комплекте вместе с гробом выдается белый березовый крест. Я не хотел его брать, потому что знаю, что ваша матушка и вы, панна Ольга, люди неверующие, но я подумал, что крест — это ведь два полена, сбитые накрест, а их хватит на два раза протопить печку. И я взял его.

— Но за великую Германию!

— О! — сказал Пахол, — с вашего позволения, панна Ольга, я замажу надпись чернилами.

Он вышел и тотчас вернулся с ваксой и сапожной щеткой.

— Чернила у нас зеленые, а вакса как раз такого цвета, как гроб.

Он сунул щеточку в ваксу, замазал надпись, и они вдвоем положили тело в гроб, Мать была удивительно легкая и маленькая, она занимала только половину гроба, сколоченного для плотного и рослого немецкого солдата. Ольга могла бы уместиться рядом с матерью. Но Ольге рано было умирать: ее жизнь была необходима Вале и Владику.

Пахол пришел с молотком и гвоздями, но Ольга попросила подождать минутку и оставить ее с матерью одну. Пахол забрал детей и ушел в переднюю.