Избранное в 2 томах. Том 2

Родной город уже не был Ольге чужим. Это был похищенный город, но каждый камень принадлежал ей и жил с нею одной жизнью. Мертвые улицы с разрушенными или необитаемыми домами, заваленные мерзлыми трупами, стали для Ольги живыми. Ольга шла от витрины до парадного подъезда, от почтового ящика до открытой форточки — по одной улице, потом поворачивала за угол и выходила на соседнюю улицу. Иногда она заходила в подъезды и поднималась на верхние этажи. Она прислушивалась на площадке и подсовывала свою листовку под дверь. Руки у нее не дрожали, но в висках отчаянно стучало. Особенно волновали Ольгу знакомые дома. Они будили воспоминания о прошлой, счастливой жизни. В этом доме помещалось Медицинское общество, Ольгу вызывали сюда стенографировать заседания научных секций. Это были необычайно трудные стенограммы — с латынью, со специальной терминологией: улькус дуодени, эстерпация, диатез и анамнез. В этой квартире жила ее школьная подруга, Ольга была здесь на новогодней елке: танцевали бостон, румбу и тогда еще популярный «чарльстон»… Совершенно незнакомые кварталы города, где Ольга никогда не бывала, о существовании которых и не подозревала, тоже волновали Ольгу. В этих кварталах она заходила в дома впервые, но за запертыми дверями там билась знакомая, родная, своя жизнь. И больше всего волновало Ольгу сознание того, что она живет одной жизнью с этим огромным, угнетенным и обездоленным, но не покоренным и не уничтоженным городом. Это было великое чувство — сознавать, что ты не один.

Теперь Ольге приходилось встречать много народу. Каждый день она видела сотни измученных, истощенных от голода людей. Но иногда встречались, наоборот, люди здоровые и упитанные, спокойные и явно благоденствующие. Это были спекулянты, которые не только приспособились к немцам, но и наживали богатство и состояние на нужде и горе народном. Ольга отмечала в памяти этих людей. Она знала, что не забудет их никогда. Она будет помнить их, когда придет час освобождения. Ольга наблюдала тысячи людей, убитых горем: они сторонились и избегали друг друга, и взгляды у них были отчужденные, обращенные внутрь, точно они были незрячими, ослепли. Ольга понимала, что за этими взглядами, как за дверью, люди прятали от вражеского недреманного ока свое горе, свою тоску, свою непокорность и протест, а быть может, и скрытую, активную, направленную против врага деятельность. Но Ольга замечала также взгляды, действительно равнодушные к народному бедствию, взгляды своекорыстные, испытующие среди своих и заискивающие — среди немцев. Эти предательские взгляды тоже не у всех были одинаковы: одни изменили только вере в советскую жизнь, другие — помогали фашистам угнетать родную страну. Ольга старалась проследить, где живут эти люди. Она должна была запомнить их на то время, когда придет победа и расплата.

Ольга возвращалась домой, утомленная, но бодрая. Теперь она была на войне.

Всякий раз Ольга приносила Иде печальные вести. Ей случалось заходить в пустые квартиры и заставать всех жильцов мертвыми и замерзшими — на полу, в постели, на стуле за столом, с недокуренной папиросой в руке. Ей приходилось собственными глазами видеть повешенных на столбах и на кронштейнах балконов. Не раз встречались ей кучки арестованных, которых с издевательствами и побоями волокли эсэсовцы или агенты гестапо. Много раз Ольга пряталась в развалинах домов, когда в квартале устраивали облаву и потом по улице гнали большие партии юношей и девушек на сборные пункты для отправки в Германию в рабство. Ольга видела, как из подвалов гестапо, на Сумской улице, сто, вывозили на грузовиках окровавленные трупы мужчин, женщин и детей.

Но Ольга приносила Иде и волнующие, радостные вести.

На заборах и на стенах появлялся вдруг написанный мелом или углем призыв — «Смерть фашистам!»

Однажды Ольга принесла грязную, смятую листовку.

Это была небольшая листовка — вроде тех, которые Ольга разносила каждый день с сообщениями Советского Информбюро — четвертушка из ученической тетради. Как и листовки Ольги, она была исписана сверху донизу, но это не был почерк Иды. С трудом разбирая расплывшиеся от снега буквы, Ида прочла:

«Товарищи! Фашисты захватили нашу родную землю, но Красная Армия освободит ее и вернет ей счастливую, цветущую жизнь. Поможем Красной Армии в этом великом деле! Пусть каждый из нас станет Чапаевым, Щорсом, Боженко! Ленин умер, но дело Ильича бессмертно! Смерть гитлеровским захватчикам!»

— Ты понимаешь, Ида?

— Понимаю, Ольга!

Текст листовки был наивен, в ней было полно грамматических ошибок, почерк был совсем детский. Листовку написали мальчик или девочка.

Потом Ольга принесла Иде коробку спичек. Это была самая обыкновенная коробка спичек, оклеенная с одной стороны синей, а с другой желтой бумажкой. Но на желтой стороне вместо фабричной марки был напечатан красноармеец в шлеме со звездой, а под ним надпись: «Мы еще вернемся!» Спички теперь делали все. Но в городе жили люди, которые делали спички не только ради заработка, но и ради борьбы.