Избранное в 2 томах. Том 2

Как сомнамбула, вышла Ольга на площадь перед тюрьмой. Вот отъехала одна машина и промчалась мимо Ольги. В машине, тесно прижавшись друг к другу, стояло около полусотни людей — черных, оборванных, заросших, с глазами, пылающими холодным смертельным огнем, — а на верху шоферской кабины, лицом к кузову, сидели два солдата с автоматами, направленными на обреченных узников. Два мотоциклиста катили по бокам машины, — руки мотоциклистов лежали на руле, под мышкой у них были зажаты рукоятки автоматов. Вот пролетела вторая машина — полсотни страшных людей, два автоматчика на верху кабины, два мотоциклиста по бокам. Вот пролетела третья машина. Четвертая… А узники все шли и шли из ворот.

Ольга прошла мимо пустых машин, которые стояли в очереди к шеренгам, готовые принять партию в полсотню человек. Шоферы нажимали на газ, чтобы двинуться вперед или рокотом моторов заглушить крики в толпе обреченных на смерть. Ольга прошла мимо, и никто ее не тронул.

У ворот, против выстроенных шеренг, стоял лимузин, дверца его была открыта. Около лимузина, опершись рукой на дверцу, стоял офицер. Он руководил операцией, к нему то и дело подбегал унтер, рапортовал, выкрикивая число, — это было, вероятно, число брошенных и машину узников, — фельдфебель возле офицера делал пометку в книжечке, офицер кивал, и унтер мчался к наполненной машине. Он садился в кабину рядом с шофером, и машина трогалась.

Ольга прошла мимо машины, на нее никто не обратил внимания — дела было пропасть и без нее, дело было спешное, надо было немедленно уничтожить сотни, а быть может, тысячи людей. Ольга взглянула на офицера.

Это был майор Фогельзингер.

Эсэсовцев спешно бросили на фронт, хозяйничать в городе стала комендатура, все офицеры комендатуры тоже были призваны к исполнению своих обязанностей, фашисты удирали и перед бегством спешно уничтожали уцелевших узников. Приказ произвести массовое уничтожение получил майор Фогельзингер. И он его выполнит: дисциплина, война… Он прижимал платок к глазам, выражая сочувствие Ольге по поводу преждевременной смерти ее матери, он был против зверств в обращении с пленными, он не разделял фанатизма головорезов, он вообще был за эволюцию и готов был внести поправку в программу фюрера, он мечтал только о богоподобной жизни в уютном поместье на чужой земле, где его «интеллект» процветал бы для размножения и любви. Во имя этого он закрывал глаза на такие огорчительные явления, как ужасы войны и людоедский фашистский режим. Он закрывал глаза и кивал унтеру. Фельдфебели, отмечал в книжечке: еще пятьдесят.

Ольга повернула назад и еще раз прошла мимо майора за спиной у него. Майор устал, он вытирал платком лоб и нетерпеливо постукивал пальцами по дверце машины: процедура вывоза заключенных для уничтожения затягивалась, и это действовало ему на нервы. Канонада гремела за горизонтом, и Ольга обдумывала, что делать дальше. Еще неизвестно, войдут ли наши сегодня или завтра: битва на подступах к городу может длиться не один день. Потом, очевидно, начнутся упорные уличные бои. Теперь, когда действия советских армий ясны и очевидны для каждого, можно не распространять уже сообщений Советского Информбюро. Ольга может не слушать радио. Может, не ходить к Фогельзингеру. Что же ей делать? Помогать советским бойцам при штурме города? Ольга не знает, как это сделать. Указывать цель советским стрелкам? Ольга не знает, как ее указать. Стрелять из окна по отступающим немцам! У Ольги нет оружия. Что же ей делать? Она не могла ничего не делать. Она должна действовать!

Вернуться домой было теперь не так просто: сразу за Павловской площадью патрули стояли сплошной цепью. В нагорной части города помещались военные учреждения, и немцы соблюдали предосторожности. Ольга поняла, что домой она сегодня не попадет.

Ольга обошла Павловскую площадь, пробежала через проспект Сталина и пошла дворами вдоль реки. Через два квартала, за углом Набережной, стоял дом, в котором Ольга когда-то жила. Очень может быть, что в доме разместились гитлеровцы, но Ольга может пробраться на чердак, — она хорошо знала чердак, на котором столько раз дежурила во время бомбежек, она приткнется где-нибудь за дымоходом и просидит до рассвета.