Как во сне, верней, как в легком опьянении, села Ольга на свое место. В голове у нее шумело, сердце замирало, внутренний жар сжигал ее. Она сидела на месте, указанном ей Миколайчиком, и озиралась кругом, почти ничего не видя. На стадионе было довольно много народу, все больше немцы, потому что сегодня с местными футболистами должны были играть футболисты какой-то немецкой команды. Но были на стадионе и местные жители — служащие гитлеровских оккупационных учреждений и всякие людишки, в которых с первого взгляда можно было узнать базарных торговцев и торговок. Рядом с Ольгой сел какой-то немолодой человек. Пожелтевшие от табака усы свисали у него на плохо выбритый подбородок, на носу криво сидели очки в железной оправе, кепка была совершенно засалена, старая синяя спецовка вся в пятнах от смазки и ржавчины. Это был типичный старый рабочий, явившийся прямо с работы, и такой же типичный болельщик, которых так много среди пожилых рабочих. Болельщик он и впрямь был от чаянный. Матч еще только начался, а он уже не мог усидеть спокойно на месте, то и дело вскакивал, размахивал руками, кричал игрокам слова ободрения и апеллировал ко всем соседям по поводу несправедливости судьи. Когда в ворота немецкой команды попал первый мяч, он так оглушительно закричал «ура», что Ольга отшатнулась, поспешно зажала уши и даже закрыла глаза. Когда она открыла глаза, то увидела, что сосед-болельщик очень смущен тем, что так напугал свою соседку. Он тут же стал извиняться, из вежливости перейдя чуть не на шепот.
И вот тут-то и случилось самое главное.
В потоке извинений Ольга внезапно услышала:
— Вы будете встречаться только с левым краем, мы нарочно вызвали вас к нему в учреждение, чтобы всем было известно о ваших с ним деловых отношениях…
Ольга похолодела. Она бросила взгляд на своего соседа. Но тот уже не смотрел на нее, в это мгновение его ужасно обеспокоил прорыв игроков немецкой команды, он даже подался всем корпусом вперед, прямо на головы зрителям, сидевшим во втором ряду, чем вызвал их возмущение и протест. Старый болельщик снова стал извиняться, а там и отругиваться, «это, мол, вам не танцкласс, а футбол»…
Ольга замерла. Она вся кипела восторгом, вся пылала: она нашла, она нашла! Нет, нет, — ее нашли, ее нашли! Ее нашли, и она нужна! Наконец начиналась настоящая жизнь, настоящая борьба! Все в ней пело, радость кипела в груди, и ей трудно было победить непреодолимое желание обнять этого старого рабочего, сидящего рядом, этого лжеболельщика футбола. Она смотрела на него, смотрела не отрываясь, до тех пор, пока не услыхала из-под его усов тихий, как вздох, шепот:
— Мы с вами больше не будем встречаться, так что не пытайтесь запомнить мое лицо и вообще смотрите на поле.
И он снова закричал, заорал на игроков, потому что в эту минуту немцы прорвались флангом, опять стали угрожать местной команде, и Миколайчик, мелькая своими разноцветными бутсами, уже бежал за немцами вдогонку на помощь своей защите.
До окончания матча сосед Ольги бросил ей еще несколько слов:
— Левый край — ваш групповой руководитель, каждое его поручение — приказ руководства. Выполнение обязательно.
— Встречаться с ним только в деловой обстановке в бургомистрате или на стадионе во время матча.
— В случае крайней необходимости установить связь — библиотека Короленко, библиотекарша Мария Викентьевна. Жить так, как жили до сих пор. Продолжать работать у майора.
Когда они выходили с толпой со стадиона, старый болельщик сзади вдруг крепко пожал Ольге локоть и затерялся в толпе. Больше Ольга его не видела. Миколайчик потом сказал ей, что это и был секретарь подпольного райкома партии. С Миколайчиком Ольга встречалась каждую неделю, а иногда и чаще.
Позавчера Миколайчик не явился на условленную встречу перед матчем сборной города с танкистами «Медведь». Из разговоров на стадионе Ольга поняла, что прошлой ночью в городе были произведены массовые аресты и всех арестованных гестаповские машины вывезли на рассвете в лесопарк.
Библиотекаршу взяли вчера вечером — после свидания со мной.
Ольга сказала мне об этом еще днем, когда мы, склонив головы, стояли у могилы ее матери. Могила была аккуратно убрана и вся покрыта цветами — красной геранью, белыми астрами и желтым бессмертником. У нищенок на главной аллее мы купили ведерко желтого просеянного песку и густо посыпали дорожку к дорогой могиле. Мать Ольги умерла, но принимала участие в борьбе: ее могила была явкой для подпольщиков.
Была ночь. Мы сидели втроем. Дети — Валя и Владик — спали в соседней комнате.
Ольга рассказала мне еще об одном поручении, которое она на днях получила от Миколайчика.