Избранное в 2 томах. Том 2. Театр неизвестного актера. Они не прошли

Я послушно подошел к окну и поднял штору. Затем я растворил окно. Холодный предутренний воздух ознобом пробежал по телу. Зарево стояло по-прежнему в полнеба. Красные отблески трепетали на подоконнике, на моей сорочке, на моих руках. Я высунулся в окно и посмотрел на улицу. Улица из конца в конец была пуста. В обоих концах ее эта пустота терялась в черных тенях с розовыми проблесками между домами. Над домами, за которыми пылал пожар, поднимались, как протуберанцы, ярко-красные и оранжевые языки пламени. Эти дома были совершенно черные, как тень от земли на луне во время затмения.

— Ничего не видно, — прошептал я.

Мы говорили шепотом, точно опасались кого-то разбудить или боялись, что нас услышат.

— Идите лягте! — прошептала Ольга. — Боже мой! Мы одни! Мы совсем одни!

Я вернулся на диван и, прежде чем лечь, допил все вино из своего бокала.

— Ведь мы победим, правда? — прошептала Ольга.

— Победим, — прошептал я.

Ольга с облегчением вздохнула.

— И я так думаю, — прошептала она, — странно, вот разрушили электростанцию, а я уверена теперь, что мы победим. Почему это так?

— Не знаю.

— Нет, знаете, — сказала Ольга, — знаете. Это значит, что на карту поставлено все. Мы ни перед чем не остановимся. Значит, мы победим.

— Наверно.

Ольга долго молчала. Потом она снова прошептала:

— Если бы мы колебались, жалели свое добро, тогда нам никогда не победить бы. Правда?

— Пожалуй, правда.

— Кажется, пожар потухает.

Зарево на небе побледнело. Оно было уже не багровое, а светло-красное. Отблески в комнате стали едва приметны.

— Нет, — сказал я, — это светает. Скоро утро.

Я чиркнул спичкой и закурил.

— Вы нашли спички?

— Они здесь, у меня.

— Какая у вас профессия? — спросила Ольга.

— Профессия у меня не нужная сейчас, — ответил я, — совсем не нужная. Я архитектор.

— Да, — сказала Ольга, — это еще хуже, чем стенография. Стенографистка может понадобиться где-нибудь в штабе, что ли, а архитектор… — Она засмеялась. — Не станете же вы возводить портики перед блиндажами?

Потом она, видно, решила утешить меня:

— Но ведь вы, вероятно, можете работать просто инженером? Строить доты и дзоты.

— Конечно, — сказал я, — я могу переквалифицироваться. Но пока я переквалифицируюсь, кончится война.

— Война кончится не скоро, — серьезно возразила Ольга, — и вам непременно надо переквалифицироваться.

Некоторое время она лежала неподвижно на спине. Предрассветный сумрак струился в окно, одолевая зарево пожара. Розовые блики пропадали на лице Ольги, и казалось, что она бледнеет. Волосы у нее стали русыми.

— Хорошая профессия — архитектор, — прошептала Ольга. — Я бы хотела быть архитектором. Я бы построила красивый-красивый город. Чтобы красив был каждый дом и все дома вместе. Чтобы улицы были уютными, а площади широкими.

— Я хочу строить жилые дома, — сказал я, — но только удобные и просторные.

— Как это прекрасно! — прошептала Ольга. — И я буду жить в таком доме, правда?

Зенитки в эту минуту застрочили особенно яростно, и мне пришлось подождать с ответом.

— Когда-нибудь я разработаю специальный проект вашего дома, — сказал я наконец.

— Спасибо! Какой вы хороший…

— А потом…

Но Ольга перебила меня. Идея строительства дома захватила ее.

— Погодите. В каком же доме я буду жить?

Я вспомнил о доме, проект которого вынашивал в мечтах для своей жены. Она скончалась скоропостижно, и я так и не успел показать ей проект. Это должен был быть подарок, сюрприз, я работал над проектом тайком, скрываясь от всех. Он остался для меня неприкосновенной святыней: я его никому не показывал и никому о нем не говорил. Проект существовал лишь в моих мечтах. Он сгорел в моей комнате вместе с домом номер девятнадцать.

— Ну? — прошептала Ольга. — Говорите же! В каком доме я буду жить?

Мне хотелось сделать Ольге что-нибудь хорошее. И я стал описывать ей свой проект.

— Это будет особняк, — сказал я. — Небольшой, службы на первом этаже, жилые комнаты — на втором.

— А может, лучше наоборот? — прошептала Ольга. — Как у англичан? Службы на втором этаже?

— Нет, — возразил я, — не так, как у англичан.

— Ладно, — сразу согласилась Ольга. — Но он будет стоять в саду?

— В саду, на берегу реки.

— Как красиво! — прошептала Ольга.

— Он будет на каменном фундаменте, но сам легкий, из гипсовых блоков, и совершенно белый.

— Как красиво!

— И с широкой верандой вокруг.

— А перед верандой клумбы цветов?

— Да. А внутри…

Но Ольга перебила меня:

— Погодите, погодите! А на втором этаже будут балкончики?

— Это можно, — согласился я. — На втором этаже будет балкон.

— Как чудесно!

Зенитки все гремели и гремели, а я рассказывал Ольге о том, как она будет жить в белом доме на берегу реки посреди тенистого сада.

Черный день

На двадцать первый день пути мы увидели наконец горы.

Здесь, внизу, в широкой степи, еще ярко догорали живые краски золотой осени, а там, на вершинах синего горного хребта, уже лежал, как саван смерти, белый снег. Он сиял так ослепительно, что на него нельзя было смотреть. Это был, очевидно, вечный снег.