беспредельном космосе «следы деятельности каких-то других разумных обществ, засечь сигналы внеземной цивилизации», он признается, что хотя «всерьез такую
проблему мы пока не воспринимаем», но ему в это «хочется верить, скажем так, потому что очень уж грустно, если мы одиноки в мире.. ».
Согласитесь, такой повод для грусти не очень-то вяжется с устоявшейся в
литературе фигурой рационального, суховато мыслящего, чем-то похожего на
создаваемые им машины ученого-конструктора.
Чего уж после этого ожидать от людей литературы и искусства. И
действительно, Назым Хикмет на вопрос журналиста Н. Мара, что он хотел бы
увидеть на Луне, если бы полетел на нее, ответил — ответил в январе 1962 года, когда полет на Луну еще воспринимался большинством людей на Земле как
чистая фантазия (опять она!):
— Новые краски, формы, которых не знает Земля. Слушая Гагарина и
Титова, я понял, что, например, черный цвет там абсолютно черный. . Замечу, кстати, что покорение космоса оказывает большое влияние на искусство.. Космос
будет влиять и на литературу — он требует от писателя большого кругозора и
глубины..
Влияние на искусство.. Влияние на литературу.. Право же, довольно
весомое дополнение к тому, что мы говорили по вопросу о том, «а кому он
нужен, этот космос?».
И по-человечески очень понятно, почему, особенно в первые годы полетов
пилотируемых космических кораблей, многих из нас так потянуло на
романтические преувеличения или, по крайней мере, на романтически
преувеличенные формулировки. Взять, к примеру, хотя бы выражение: «рейс к
звездам», тысячу раз приложенное к орбитальным полетам. Ведь если
нарисовать, соблюдая масштабы, земной шар и огибаю-
404
щую его траекторию такого полета, то линия пути космического корабля
практически сольется с линией земной поверхности, — ну что, в самом деле, составляет высота полета в 400—500 километров по сравнению с двенадцатью с
половиной тысячами километров— диаметром нашей планеты!. Так что, строго
говоря, это «звездное» плавание — плавание довольно каботажное. По сути
дела..По нашему душевному восприятию — нет! Только звездное — и ни капли
меньше!
Откуда возникло такое восприятие? Интуитивно это понятно, наверное, каждому, но особенно четко я понял, в чем -тут дело, прочитав очень
понравившуюся мне книгу моряка и писателя Виктора Конецкого «Среди мифов
и рифов». Участвуя в экспедиции в Атлантику в качестве второго помощника
капитана — «секонда». — судна «Невель», он неожиданно получил возможность
как бы прикоснуться к космосу. Задачей экспедиции было радиослежение с «той»
стороны земного шара за советской космической станцией, которая отправлялась
на Луну. Поначалу Конецкий — профессиональный моряк, привыкший к тому, что флот (недаром именуемый торговым или коммерческим) выполняет задачи
гораздо более конкретно хозяйственные, — относился к стоявшим перед
экспедицией проблемам с известной долей скепсиса. Обнаружив под заголовком
морской карты примечание: «На территории Португальской Гвинеи и Сьерра-Леоне речки, показанные точечным пунктиром, даны гипотетически.. » — Виктор
Викторович ворчливо замечает: «Мы Земли не знаем, а лезем на Луну.. » И все
же с секундомером в руках проверяет («Ради праздного любопытства») совпадение фактического момента появления сигнала лунной станции с
расчетным. А главное — задает «в темноту» вопрос: «Там летит какой-нибудь
парень?» Вот в этом-то, я убежден, все дело! Наличие на борту космического
корабля «какого-нибудь парня» (или «каких-нибудь парней») существенно
меняет ситуацию. Для скепсиса места больше на остается. Это, может быть, трудно объяснить словами, но по психологии человеческой — это так. Поставить
мысленно себя — лично себя — на место любого, пусть самого хитрого, автомата
мы не можем. А на место другого человека — можем. И, думая о кос-405
мических полетах, каждый из нас пусть подсознательно, но неизбежно делает это.
Отсюда и то самое восприятие. .
. .За годы, прошедшие со дня полета первого «Востока», человек на борту
космического корабля утвердился прочно. Поразительно умножились и
расширились его функции. А вслед за этим — иначе в жизни не бывает — еще
больше возросла и ответственность. Но новая ответственность — это и новые
мысли, новые переживания, новые поводы для беспокойства.
Космонавт В. В. Лебедев, проработавший вместе с А. Н. Березовым на
станции «Салют-7» более семи месяцев (это была для своего времени самая
длительная экспедиция в истории мировой космонавтики), рассказывал, какую
дополнительную — еще одну! — эмоциональную нагрузку влекут за собой эти
новые, непрестанно расширяющиеся функции: «Вот, скажем, увидели пятно в
океане. Похоже на мощные косяки рыбы. Доложили на Землю. Понимаем, что по
нашему докладу двинутся целые рыболовные флотилии — десятки судов, тысячи