Избранное в двух томах. Том II

Я вошел в землянку. На полу, на измятой соломе, стоял патефон действительно трофейного происхождения. Вокруг кружком сидели разведчики и вместе с ними капитан Сохин, их начальник. Я уже знал, что сегодня ночью разведчики пойдут на задание. Но не в привычный для них поиск. На этот раз командир полка поставил им необычную задачу. Он поставил ее потому, что за два дня убедился — взять Тросну путем прямых, в лоб, атак чрезвычайно трудно, можно потерять множество людей и все равно не добиться успеха. Но где не помогает сила, там, может быть, удастся взять хитростью. Ефремов принял решение: ночью полковой взвод разведки, усиленный солдатами из роты автоматчиков, на участке второго батальона, скрытно, по разведанным ранее путям, пробирается между немецкими позициями в Тросну и внезапно атакует там противника, с расчетом вызвать у него панику. Воспользовавшись этим, батальоны сбивают растерявшегося противника с его рубежей, врываются в Тросну.

Дело непростое, рискованное. Я полагал, что разведчики перед выходом будут набираться сил, поспят. А они слушают патефон…

Сохин молча показал мне место рядом с собою и жестом приказал остановить патефон, тот смолк.

— Вот ребята интересуются, — сказал мне Сохин, — что той песни слова означают? Мы только разобрали — там что-то про Черчилля. — И скомандовал: — А ну, еще раз прокрутите!

Пластинка зазвучала вновь. Да, это был старинный «Мальбрук», который в поход собрался и затем оскандалился. Только текст ее был другой — о том, как в поход отправился Черчилль, высадил во Франции свою армию, а потом вынужден был ретироваться в Дюнкерк, где его постиг такой же конфуз, как его предшественника Мальбрука.

Я пересказал разведчикам содержание песни.

Мое сообщение их развеселило:

— Теперь Гитлер с компанией — сами как тот Мальбрук.

— Точно! После Сталинграда.

— А здесь? Тоже ведь в поход до Москвы наладились, а намальбручили им.

— И еще намальбручим, когда Тросну возьмем.

— Повеселился немец, хватит. Пора ему пластинку менять.

— И штаны заодно…

— Может, еще разок прослушаем, товарищ капитан? — обратился к Сохину разведчик, крутивший патефон.

— Что, понравилось? — усмехнулся Сохин. — А не надоела она тебе, товарищ начальник патефона?

— Да брось ты эту немецкую радость куда подальше! — посоветовал кто-то «начальнику патефона». — Ты лучше Жопина заведи!

— Верно, Жопина! Давай еще раз! Душевная музыка.

— Жопина? — удивился я. — Это еще что за композитор?..

— Точно, Жопин! — убежденно заявил «начальник патефона».

— Не может быть.

— Да тут так написано, товарищ лейтенант! — он протянул мне пластинку. На ее этикетке прочел: «Schopin».

— Это же Шопен! — рассмеялся я. — Всемирно известный композитор, гордость Польши.

— Так немцы же поляков за людей не считают, как же они польскую музыку на свои пластинки берут?

— А это не их пластинка, — я вгляделся в этикетку. — Пластинка выпущена в Варшаве еще в тридцать седьмом году. Здесь и фирма обозначена.

— Значит, у поляков гитлерюки хапнули, а теперь пластинка обратно у братьев славян. Все справедливо, братцы! Краденое отбирать надо.

— Они и «Катюшу» нашу к рукам прибрали. Вот она, тоже здесь. Вернули, родненькую…

— Может, «Катюшу» завести?

— Успеем и «Катюшу». Давай сперва Шопена!

И зазвучал Шопен. Шопен на Курской дуге.

А немного погодя, распрощавшись с разведчиками, которые остались коротать время у патефона в ожидании наступления полной темноты, я отправился своим путем. Когда я пришел в батальон, Собченко сказал мне, что поступил приказ быть готовыми к атаке, поэтому лучше будет, если я свои речи через трубу завершу пораньше, еще до того времени, когда с противником заговорят не трубы, а стволы.

Передачу на этот раз я закончил быстро.

Вернувшись на полковой КП, я увидел, что, несмотря на глухой заполуночный час, там бодрствуют. В землянке за столом о чем-то вполголоса совещаются Ефремов и Берестов, поглядывая на вытащенную из планшетки карту, ждет с телефонной трубкой возле уха какого-то сообщения Карзов, набрасывает на себя плащ-палатку, собираясь идти куда-то в подразделение, Байгазиев. Может быть, и меня сейчас с поручением пошлют куда-нибудь? Я вопросительно посмотрел на Карзова. Тот, не отрывая трубки от уха, кивнул мне: сиди, дескать, пока.

Я присел, прикрыл глаза: как говорится, солдат спит, а служба идет. И не заметил, как заснул.

…Сколько я спал? Меня разбудил возбужденный голос Карзова:

— Ну что там? Их слыхать? Порядок! Будьте готовы, ждите команды. — Не выпуская трубки, Карзов взволнованно проговорил, обращаясь к командиру полка и начальнику штаба одновременно: — Сохин — в Тросне!

Все свершилось так, как было задумано. Сохину удалось провести своих людей незаметно между немецкими окопами и выйти к Тросне.