— Да, молод. Не следовало его оставлять в засаде... Это тоже моя ошибка.
— Мотя... Мотечка, родная моя, — забормотал на полу солдат.
— Во сне жену кличет... — сказал тот, что взял папиросы. — Фашисты жену его повесили где-то под Киевом... Так она ему каждую ночь снится.
Парфенов выпил еще кружку чаю.
— Пока вы отходили, Кайсаров, надо полагать, сдерживал противника?
— Да.
— Значит, он выполнял твой приказ... — взволнованно сказал генерал. — Подождем, может быть, Кайсаров тоже выйдет. Не будем его хоронить прежде времени. Арыстанов, ты себе веришь?
— Верю!
— Тогда и людям верь. Без веры в людей трудно жить на войне. Кстати, этот старший лейтенант, споривший на бюро... Как его фамилия? Кажется, Молдабаев? Из-за него и ты попал в окружение. Ведь немцы прорвались на участке его роты. Егоров тяжело ранен, и я назначаю тебя командиром полка, думаю, что Военсовет армии не станет возражать. Завтра принимай полк.
— Ничего не понимаю, товарищ генерал. Я думал, вы приехали разнести меня, а вы доверяете мне полк, — растерянно сказал Мурат. — Да и справлюсь ли я с полком? Думаю, Купцианов больше подходит, у него и военное образование, и опыта побольше моего.
— Купцианов прирожденный штабист, для командира полка он не подходит. С завтрашнего дня приступай к новым обязанностям, — решительно сказал генерал, вставая из-за стола. — Завтра, если выкрою время, загляну к тебе в волк. Посмотрю твоих героев. Можно бы и сейчас отправиться, да не хочется нарушать их отдых.
II
Десятка два солдат в грязных, помятых шинелях идут в строю. Люди как будто молодые, но измученные, почерневшие, выдубленные морозом лица обросли бородой. Кто знает, сколько ночей не спали они, когда в последний раз ели? Замыкая строй, прихрамывая, ковыляет рослый старик в дубленом тулупе. Длинную бороду его треплет ветер.
Впереди показалась деревня. Солдаты приободрились, зашагали быстрее.
— Ну, вот и Никольская. Тут он, ваш штаб, и квартирует. Отдохну маленько с вами и пойду назад, через немца, к своей старухе, — проговорил старик.
Ержан, шагавший впереди взвода, увидел у околицы человека, радостно закричал:
— Маштай!.. Эй, Маштай, живо ко мне, на носках!
Ординарец комбата круто обернулся, с минуту постоял в недоумении, потом бросился навстречу Ержану.
— Вы ли это?
— Комбат-то жив, где он? — спрашивал Ержан.
— Здесь, здесь, в деревне... Он теперь командир полка! А я по-прежнему его ординарец. Командиры рот за ручку со мной здороваются, — с гордостью отрапортовал Маштай. — Сейчас обрадую капитана. — Он подбежал к большой избе, неистово застучал в крохотное окошко.
— Товарис капитан, больсая радость, Ержан вернулся!
Запыхавшись, прибежали неразлучные друзья Картбай и Кожек. Ержан обнимал то одного, то другого.
— Апырмай, уцелели! Сохранили вас материнские молитвы! — Простодушный Кожек вытер навернувшиеся слезы.
Мурат вышел из избы в одной гимнастерке и, пройдя мимо расступившихся красноармейцев, крепко обнял Ержана.
— Ну, спасибо тебе от всего сердца, Ержан. Показал себя настоящим джигитом.
Он обошел солдат взвода, по-братски обнимая каждого.
— Молодцы, ребята. Герои!
И здесь увидел старика, который оглаживал ладонью бороду.
Ержан представил лесника Мурату.
— Этот папаша вывел нас из окружения, зовут его Ерофей Максимович, — и, повернувшись к старику, добавил: — А это наш командир товарищ Арыстанов.
— Ну, ну, не конфузь деда. Как мог я один вывести? Сами они вышли. Я им только дорогу показывал, а то в наших лесах заблукать можно, — твердил Ерофей Максимович.
— Великая вам благодарность, Ерофей Максимович, от командования Советской Армии. — Мурат пожал огромную, как лопата, руку старика. — Ну, что ж, дед, поцелуемся по русскому обычаю. Выручил ты из беды хороших солдат.
Они расцеловались трижды.
Ержан спохватился:
— Ерофей Максимович ранен... Доктора надо кликнуть.
— Ну уж, ранен... До свадьбы-то, глядишь, заживет, — засмеялся дед.
— Куда ранен? — спросил Мурат.
— В бедро...
— Вылечим, Ерофей Максимович. Сейчас врач осмотрит.
Дав распоряжение вызвать доктора и отойдя от старика, Мурат неожиданно заметил Раушан, стоявшую в сторонке. Волосы ее выбивались из-под ушанки и серебрились от инея.
— Здравствуйте, Раушан, рад вас видеть крепкой и здоровой. Ну, все хорошо, что хорошо кончается. Вот вы и опять в нашей боевой семье.
В это время кто-то из солдат крикнул:
— Кулянда! Кулянда! Раушан здесь.
И Раушан увидела бегущую к ней подругу в шинели, накинутой на плечи.
— Кулянда, дорогая моя Кулянда!
Прижавшись лицом к холодной щеке подруги, Раушан расплакалась. На глаза Кулянды тоже набежали слезы.
— Здорова?
— А твоя рана? — допытывалась Раушан. — Залечили твою рану?
— Я знала, что ты вернешься. Разве Ержан даст тебя в обиду?
Забрасывая друг друга вопросами, подруги вошли в прокопченную табачным дымом избу, отведенную для санвзвода. Коростылев, увидев Раушан, тяжело поднялся со скамейки, развел могучие руки.
— Кого я вижу? Раушан!
— Иван Федорович, вы? — Раушан так обрадовалась, словно вернулась домой, к родному очагу. Коростылев схватил ее за плечи и, крепко держа вытянутыми руками, пытливо смотрел ей в лицо.