— Я немножечко посижу, погреюсь. Не утруждай себя, чаю не надо, — сказала Айша.
— Нет уж, раз осталась, то попей чаю, — ответила хозяйка, и бледная улыбка скользнула у нее по губам.
— Ладно, — равнодушно согласилась Айша.
— Пойду поставлю на плиту чайник, — и Хадиша ушла на кухню. Застучала конфорками на плите.
За чаем возникла обычная между двумя женщинами беседа. Жизнь города, общие знакомые, рукоделье Хадиши — все это пригодилось для поддержания разговора. Но у обеих женщин были скрытые мысли. Каждая незаметно, исподтишка, наблюдала за другой. Одна как бы спрашивала: «Что ты таишь? Зачем ты пришла?» Другая в то же время думала: «Что ты сейчас думаешь обо мне?»
Айша не разговаривала с Хадишой около года. Встречала ее на улице, раскланивались. Один раз Хадиша даже не ответила на приветствие, будто не заметила.
Сейчас она выглядит похудевшей. Когда-то румяное красивое лицо заметно завяло, осунулось, поблекло. Очень темная родинка на щеке подчеркивала бледность лица. От голоса, от отчужденно-замкнутого взгляда, нервных движений веяло холодком.
О знакомых она говорила раздраженно:
— Что делает в городе Курман? Оставил жену с детьми в Акмолинске на произвол судьбы, а сам гуляет... Нутфуллу почему-то не берут в армию. Посмотрела бы, как он там будет холить себя.
Айша сердцем женщины поняла состояние Хадиши. Не зная, кому и как поведать свои душевные переживания, не имея близкого человека, она, бедная, совсем отчаявшись, видела все в черном свете. На эту женщину, и раньше невыдержанную, нужда и одиночество наложили печать озлобленности. Ей кажется, что все люди питают к ней одно только зло. Увидев женщину в легковой машине или мужа с женой, идущих вместе в театр, она завидовала им, будто это они отобрали у нее Мурата.
В такое трудное время нельзя прожить, злясь на весь белый свет. Айше стало жаль Хадишу. Захотелось простыми человеческими словами согреть ей душу. Но эта женщина вряд ли позволит отпереть свое сердце, а при удобном случае она не прочь ужалить Айшу острым, как кинжал, языком.
Хадиша давно подозревала, что между Муратом и Айшой «крутится какой-то бес». Было время, когда ее жег огонь ревности. Однако воочию ни в чем не пришлось убедиться. Не было никаких доказательств. Казалось, что все подозрения возбудили разные сплетни и кривотолки недоброжелателей.
В последние годы Мурат охладел к Хадише. Но эта холодность стала проявляться задолго до сплетен.
Один раз Мурат во время ссоры в сердцах сказал ей: «Я люблю другую женщину, не тебя». Хадиша была ошеломлена таким признанием и сердцем почуяла, что муж сказал правду. После этого признания она боялась потерять Мурата. Ей казалось диким продолжать свой жизненный путь с кем-либо другим, кроме Мурата. Раздумывая, она под «другой женщиной» стала подозревать Айшу. Это подозрение до сих пор нет-нет бередит ее душу. Хадиша не понимала, что заставило соперницу прийти к ней, но она подавила свой гнев, готовый вспыхнуть в первые минуты встречи.
Хадиша краем глаза наблюдала за Айшой. От ее полноватой фигуры исходит спокойное тепло. Такие женщины нравятся мужчинам. Красивое, румяное лицо, ясные лучистые глаза с едва уловимой в них печалью.
Трудно понять: то ли это природная застенчивость, то ли наигранность. Но эта печаль, словно туманная сетка, наброшенная на лик луны, придает лицу неизъяснимую прелесть.
«Такая женщина могла понравиться Мурату», — подумала Хадиша. Но вспыхнувший было огонь ревности быстро погас.
— Твой муж дома. У тебя все в порядке. Оказывается, ценных людей в армию не берут, — сказала Хадиша, разливая чай.
— Видимо, находит какую-то лазейку, — вздохнув, ответила Айша. — Умело откручивается от армии. Говорит, что он незаменим в тылу.
У обеих женщин на языке было имя Мурата.
— Почему ты плохо отзываешься о своем муже? — спросила Хадиша. — Люди ведь хвалят его. Все говорят, что ваш дом — полная чаша с кумысом.
— Зачем об этом напоминать? — спросила Айша, смело взглянув в лицо соперницы. — Нечего скрывать. Человек, думающий о своем желудке, когда над народом висит несчастье, плохой человек. Во время войны мужчина должен воевать, женщина должна оставаться с семьей. Немец рвется к Москве, дивизия, сформированная в Алма-Ате, дерется под Москвой.
Хадиша встрепенулась. В последнее время она много думала о Мурате, о тяжести войны.
— Сегодня передавали по радио: немцы бросили массу танков. Прошло полмесяца, как нет письма от мужа.
Сердце Айши болезненно сжалось, она сказала:
— Наверно, жив. Нет у него времени писать.
— Лишь бы был живой, — Хадиша смахнула слезы.
Лед между ними растаял, как только заговорили о человеке, находившемся на войне. Обе женщины открыто поведали друг другу обо всем наболевшем.
— Соседи у тебя — хорошие люди? Общаешься ли ты с ними? — спросила Айша.
— Люди неплохие. Но мы редко встречаемся. Когда был Мурат, мы посещали две-три семьи. Теперь не хожу к ним. Бедные родственники и бедные друзья — всегда обуза, — сказала Хадиша, вздохнув.
— Работаешь?