Избранное в двух томах. Том первый

Задыхаясь, Уали со всех ног бежал к штабу. Он был похож на человека, выскочившего из горящего дома. Выбежав после ссоры с Ержаном из подвала, Уали попал под артиллерийский обстрел. Застигнутый врасплох, он беспомощно заметался. В конце концов забился в какую-то щель, а когда стрельба утихла, снова выбрался на свет божий.

В нем клокотала злоба. Но даже в минуты бешенства Уали не был наивным простачком, готовым расшибить себе голову. Чем глубже он осознавал оскорбление, которое нанес ему Ержан, тем отчетливее представлял себе контрудар. Ержан бросил ему в лицо слово, которое никто не осмелился бы произнести. Больше того, он готов был ударить Уали. Разорвал написанный лист, швырнул ему в лицо.

Вспомнив собственный испуг, Уали внутренне похолодел. Уж лучше бы ударил, тогда была бы крепкая зацепка. Но свидетелей нет, можно сказать, что ударил. И этого человека Уали считал самым близким во всем полку... Видали его! Теперь пусть пеняет на себя.

В просторной комнате сельсовета, где расположился штаб, сидели комиссар полка Стрелков и Купцианов. Шла оживленная: беседа. Говорили об удачно завершившейся на рассвете атаке. Купцианов теплым взглядом встретил вошедшего Уали. Кивнув в ответ на приветствие младшего по чину, он повернулся к Стрелкову.

— Наши штабные командиры тоже принимали непосредственное участие в бою, Максим Федорович, — сказал он: — Вот один из них.

Уали на минуту смешался, опустил глаза. Стрелков принял это за естественную скромность. Видимо, Уали как раз попал в разгар разговора. Комиссар, подхватив слова Купцианова, сказал с горячностью:

— Очень рад. В такие критические моменты личный пример командиров поистине дорого стоит. Это поднимает дух бойцов.

— Верно, Максим Федорович, — ввернул Купцианов. — Я доволен действиями старшего лейтенанта Молдабаева.

— Вы в какой роте находились? — спросил Стрелков.

— В четвертой роте, товарищ комиссар, — отчеканил Уали.

— Как вы расцениваете настроение бойцов?

— Хорошее настроение.

— А командиров?

— Отличные командиры, товарищ комиссар.

Злость Уали стала стихать от этих похвал. Но последний вопрос словно подхлестнул его.

— Товарищ комиссар,разрешите доложить. Вышло одно неприятное дело.

Купцианов и Стрелков, недоумевая,подняли глаза.

— Лейтенант Кайсаров позволил себе издеваться надо мной.

Упомянув о Ержане, Уали уже распалился и заговорил с гневом:

— Он показал себя настоящим хулиганом!.. Поднял на меня руку и вытолкал, осыпав оскорблениями. Я не могу это расценивать иначе, как издевательство над вышестоящим командиром.

— За что он накинулся на вас? — спросил помрачневший Стрелков.

— С разрешения майора товарища Купцианова я перед атакой пошел к ним во взвод. О себе не подумал. Поднял взвод в атаку. И вот, когда бой улегся, он обрушился на меня с грубой бранью. Стал кричать, что я хочу разделить с ним славу. Мне не нужно ни капли его славы. В этом инциденте, о котором я докладываю, моей вины нет.

Стрелков был требователен и крут с людьми, к которым питал неприязнь. Но если он и симпатизировал кому-нибудь, то охладевал не скоро. Так случилось и с Уали.

Стрелков еще больше насупился. Сообщение Молдабаева было каплей горечи, упавшей в сладкое вино. Честь полка для Стрелкова была дороже собственной чести. Всякий поступок, марающий честь полка, необходимо сразу подрубить под корень. Кайсаров?.. Ага... В эшелоне он уже опозорил полк — это ведь у него отстал боец.

...Заседание партбюро полка продолжалось недолго. Люди не слишком торопились поднять руку, прося слова, но и не молчали. Говорили коротко и строго. Докладывал комиссар батальона Жакыпов, ознакомившийся, по поручению Стрелкова, с обстоятельствами происшествия. Это был широколицый, округлый, низкорослый человек с припухшими веками. Чуть расставив ноги, он говорил уверенно:

— Кайсаров совершил недостойный советского командира поступок. Без всякого к тому повода он оскорбил вышестоящего по службе командира и даже поднял на него руку. Все это подтвердилось. Когда Кайсарова спросили, что побудило его к такой безобразной выходке, он не смог объяснить. Поэтому мы должны признать его безоговорочную вину. Спрашиваю: может ли такой недисциплинированный офицер проводить среди бойцов политико-воспитательную работу? Отвечаю: нет. Не может.

Ержан порывался прервать Жакыпова, но промолчал. Все слушали выступление комиссара, с холодной к нему, Ержану, неприязнью. Ержан видел, что в такой обстановке не найдет поддержки. Больше всего его мучило присутствие генерала Парфенова. Войдя, комдив сел у стола. Стрелков шептал ему что-то, на ухо. Парфенов, чуть подумав, покачал головой. «Что-то про меня сказал», — тоскливо подумал Ержан. После этого генерал и Стрелков сидели молча, не слишком внимательно слушая Жакыпова. Кажется, они уже составили мнение о поступке Ержана и вынесли про себя какое-то решение.