Избранные

— Ну, от того, что прочтешь, не обязательно надо падать. Скорей всего, у вас переутомление от работы, — сказал я.

— Это вы меня переутомили, впервые лечу с верхней полки, никогда со мной такого не бывало.

— Расскажу вам интересный случай по такому поводу…

— Ну уж, увольте!

— Вы же знаете, могло быть хуже. Упали бы виском, и на тот свет. Все-таки благополучно обошлось. Радоваться надо.

Михаил Михайлович немного успокоился и сидел, закрыв глаза ладонью.

— У меня главное — работа. Но как я появлюсь в таком виде? Придется съемки сорвать. — Он опять подошел к зеркалу. — «Где-то я эту рожу видел?»

— Вам же подлеца играть, может, сойдет. Грим положите.

— Ваши шутки неуместны. Если вы не щепетильны, то я не таков. Появляться в таком виде? Сойду теперь с вами в Ярославле, в Горький пошлю телеграмму, что задерживаюсь, и встречным поездом обратно в Ленинград.

Постучала Машенька:

— Чай, Михаил Михайлович!

Михаил Михайлович пробовал улыбнуться.

— Ай! — Она чуть не выронила стакан, подозрительно на меня взглянула.

— Да вот угораздило сорваться вниз. Скажите, когда обратный поезд из Ярославля? А чай не надо, уберите его.

— Упали вниз, ай-ай-ай, как я вас не уберегла! — сокрушалась Машенька.

— Посочувствуйте, Машенька, съемки срываю…

— Сейчас я сбегаю за аптечкой.

Приближался Ярославль.

Машенька прибежала.

— Аптечка куда-то запропастилась… Не знаю, будет ли вам интересно, передаю вам свои дневники. Может быть, мои записи поднимут вам настроение, ведь они вам посвящены. — Она покраснела и выбежала.

— Положите, положите их в мой портфель, — попросил Михаил Михайлович.

Поезд остановился. Мы вышли.

— Вам бы в Сибирь надо, на БАМ, вместо того чтобы писать местные развалюхи, — сказал Михаил Михайлович.

— Почему непременно в Сибирь? Я приехал в самый центр страны, как говорят, «в самое сердце России — Нечерноземье». Тут родня моих предков. А писать я хочу старое на фоне нового. Или новое на фоне старого. Чтобы одно с другим контрастировало и высвечивало одно другое.

— Думаю, на вашу долю тут всего хватит, в том числе и развалюх.

— Разберусь, что к чему. А не пошли бы вы со мной? Пока вам все равно нельзя работать.

— С вами? — удивился Михаил Михайлович. — Нет, нет, я обратно. Потом уж самолетом в Горький полечу. А вы, значит, дальше поедете?

— Дальше. Вглубь. Пешком пойду… До свидания.

Мы разошлись в разные стороны.

КАРТОШКА

Выделили нам участок за городом, жили мы там все лето, посадили картошку, всей семьей трудились по выходным — порядочно картошки посадили. Хорошо. А что, плохо, что ли?

Осенью ее выкопали — несколько мешков. На грузовике отвезли всю картошку в город, из балкона я сделал ящик, картошку туда высыпал — до морозов могла там находиться, это ясно. Но разве мы сможем картошку съесть до морозов? Огромное количество, куда нам столько?

Две сетки картошки я повез своему старому приятелю, он жил в другом конце города, я взял такси, но его дома не оказалось.

Я взял такси, поехал обратно, но вдруг вспомнил другого своего приятеля Василевича.

Василевич принял меня радостно, но косился на мою картошку, он не мог понять, почему я с картошкой. Мне сразу тоже неудобно было всовывать ему картошку, раздеться было нужно, шляпу снять… Я сетки на пол поставил, они на пол свалились, и картошка покатилась по всей комнате, и Василевич спросил:

— Откуда у тебя картошка?

— Да посадил, понимаешь, у себя на даче… — объяснил я, ползая но полу, собирая картошку.

— И много посадил?

— Порядочно, понимаешь, посадил…

— И выросла?

— Вот видишь, выросла…

Я ее всю с пола собрал, протягиваю сетку супруге Василевич, торжественно говорю:

— Вот, от меня, от моего имени, от имени моей супруги, мы счастливы, короче говоря, передать вам картошку, выращенную на нашей собственной земле!..

— Да брось ты, — сказал Василевич, — на кой она мне, вон есть у нас картошка.

— Брось ты, — сказал я, — у тебя не такая картошка…

— Картошка у нас сейчас правда есть, — сказала супруга Василевич, — но если она у вас гниет…

— Почему гниет, — сказал я, — ничего не гниет…

— Привез бы пол-литра, — сказал Василевич, — а картошки мы тебе нажарим.

— Зачем пол-литра, — говорю, — весь мир теперь пить бросает, я читал, в Швеции давно не пьют…

— «Картофка, картофка, родная винтовка…» — сказал он, — хитрый ты! Да отпусти ты свою картошку! Как не знаю за что держишься! Как за парашют держишься! Да сходи за поллитрой, помешанный ты, что ли, на своей картошке?

— За поллитрой я не пойду, — сказал я.

— Это почему же? — удивился Василевич.

— А потому что я не для этого к тебе пришел.

— А зачем пришел?

— Я принес тебе картошку…

— «Я принес тебе цветы!..» — запел Василевич.

— Ты возьмешь картошку?

— Возьму, — сказал Василевич, — если ты за поллитрой сходишь.

— А если не схожу?

— Тогда не возьму.