— Многовато, — сказал парень с изуродованным лицом. — Вас так надолго не хватит.
— Забавно прямо, — сказала пожилая женщина.
— А я, — сказал парень, — все время почему-то налетаю на заборы.
Один глаз у него был закрыт полностью, а другой слегка открыт. Нос сплющен. Рот сплющен. Все у него, в общем, сплющено. Впечатление такое, будто им выстрелили из пушки в стену, потому что голова у него тоже сплющена.
— Я все время налетаю на заборы, — повторил парень, — и только один раз ткнулся в капот.
— Во что ткнулись?
— В капот проезжающей машины. — Он попробовал улыбаться, но от этого лицо его не стало лучше.
— На машины-то понятно, их сколько угодно. А где вы находите в городе заборы? Их не так уж много осталось, и все меньше становится, — сказал интеллигент.
— Какая-то неведомая сила тянет меня на заборы. Я, как нарочно, попадаю именно в те места, где проклятые заборы еще остались.
— Не говорите так о своем лице, — сказала старушка.
— Какое уж тут лицо! — махнул рукой парень. — Не лицо, а лепное украшение на здании.
— А что там за украшение? — полюбопытствовала старушка.
— Там сатир. Мальчишки его закидали камнями. И он выглядит точно так же, как я сейчас.
— Почему именно сатир, именно на здании? — спросил интеллигентный мужчина.
— Здание построено до революции, — пояснил изуродованный.
— У вас такой вид, будто вы кидались в самое пекло революции, — сказал я.
— Дурак, — сказал мне парень с изуродованным лицом.
— Где уж мне, только умные налетают на заборы! — сказал я.
— Прекратите, мы все тут изуродованные, — сказал интеллигентный. — Но я упал впервые…
— На вас живого места нет, вы весь перебинтованный, — сказала интеллигенту старушка.
— Нельзя же всем падать, — говорю.
— Но я попал под машину, а не под забор, — сказал он таким тоном, будто попадать под машину почетнее, чем стукаться о забор.
Опять все громко заговорили о том, кто куда попал. И тощая регистраторша предупредила, что она не в силах в такой обстановке записывать травмированных.
— В конце концов, мы не ноем и не бренчим на гитарах, а мирно беседуем, обмениваемся информацией друг с другом, — сказал изуродованный парень.
На него зашикали. Он как-то странно зашипел и вдруг упал.
— Поднимите его, — сказала регистраторша, — вы же рядом сидите.
Парня подняли, и он снова сел как ни в чем не бывало.
— Первый раз упал не на забор, — сказал он. — Но даю честное слово, что мне почудился забор и будто я на него полез.
Тут стали вызывать к врачу. Все стали нервничать, боялись пропустить очередь.
— Замолчите вы со своими заборами, — сказал интеллигентный мужчина.
Парень и все травмированные замолчали.
Я заметил, что в тишине регистраторше легче стало записывать травмированных. Какой молодец перебинтованный интеллигент, что приструнил парня с перекореженным лицом. До чего нас тут много, и всех терпеливо принимают.
Слезы покатились у меня из глаз от умиления.
Я и к врачу пошел со слезами на глазах.
— Вам так больно? — сочувственно спросил врач.
— Нет, нет, все в порядке, — сказал я, утирая слезы.
Врач наложил мне на ногу гипс и хотел положить меня в больницу.
— Не надо в больницу, — сказал я. — Я не заслуживаю. Теперь будет все в порядке.
На глазах у меня опять появились слезы стыда и умиления.
Я был рад, что вот прошла наша очередь и старенькая регистраторша может спокойно записывать других травмированных в тихой, спокойной обстановке. А они идут один за другим.
И что их так много падает? Я не ожидал такого количества.
С тех пор у меня всегда слезы наворачиваются, если вижу перед собой пьяного, травмированного или испитого судьбой человека.
Врач готов для меня на все. Даже стыдно. Я опять прослезился.
— Что? — спросил внимательный врач.
— Ничего, — сказал я, — все в порядке.
— Вы упали? — спросил врач.
— Упал, — сказал я, глотая слезы стыда и умиления.
— Больше не падайте, — сказал он ласково.
— Я больше не буду, — сказал я. — Я пойду домой и больше никогда не буду.
ИНТЕЛЛЕКТ
До него я, честно говоря, в глаза не видывал профессиональных спортсменов, кроме как в спортивных телевизионных программах. И один раз столкнулся нос к носу с ним у ларька на «орбите» возле торгового центра. Там кого только нет: встретишь любого в любое время. Все свои соотечественники — приятно.
Белокур, статен, красив, как спортивный бог, — такой простой милый парень. Имя — сама жизнь — Виталий. И парень, видать, с мозгами. То и дело сладостно вворачивает в разговор: «Мы, интеллектуалы… Мы, интеллектуалы…» И меня к ним причислял за милую душу.
Под качественной сорочкой у него бугристо играют мышцы. Как двадцать лет назад, так и сейчас играют. Накачаны что надо.
Это сколько же человек сделал в своей жизни зарядки!
Сейчас-то он поседел. Но седина ровна и красива. Волосы до того крепко торчат в башке, ни один не выпадает. У меня им на голове не сидится, так во все стороны и скачут.
За двадцать лет, конечно, круг интеллектуалов значительно поредел: куда-то они стали «с орбиты» деваться. Но так и быть, не важно. Новые являются. Живет и гудит «орбита».