Избранные

— Чтобы больше в меня не стреляли! — заорал я, подбегая к нему вплотную.

— А что случилось? Что случилось? — наморщил он лоб, дико побледнел, втянул меня в кабинет и как следует притворил дверь.

— Что ты мне дал? Отвечай. За мной гнались все время. Что ты мне дал?

— Все в порядке? — спросил он вежливо. Но бледный — жуть. — Не видели, что ты сюда свернул?

— Бросил я чемодан. И больше меня на такие штучки не затащишь. А в общем, все в порядке.

Он вдруг обнял меня, но я вырвался.

— Золотой ты человек, — сказал он. — Правильно, что бросил. На то и рассчитано. Если бы не бросил, тебя бы догнали. Тяжести больше — бежать труднее, так? Догадливая у тебя головенка, хотя и наивный.

— Зачем они все-таки за мной бежали?

— Перепутали. Думали, воришка, а перед ними ученик ногами сучит. Перепугался? Да брось, ерунда.

Я рассказал ему, как мне удалось смыться. А он в восторге ходил среди офисной мебели и говорил, что меня случайно с кем-то перепутали.

— Чемодан-то не жалко? — спросил я.

— Тебя мне жалко, а не бросовый дипломат. (Жалко ему меня, как же!)

— Почему бросовый? (Чемодан действительно был потерт, а что в нем? Открывать-то не велено!) Что в нем было?

— Да брось, ерунда.

— Как?!

— Ну как, как? Надо так!

— Плати сейчас же! — вышел я из себя.

Я смотрю на него и вижу, что думает он о том, об этом. Вдруг ощущаю, постигаю его мысли по поводу сказанного мной, и мне хочется, чтобы он это мне вслух не говорил. Я не могу это слушать.

Он сказал:

— Дипломат принесешь — получишь.

— Где я его теперь возьму?

— Где бросил, там и подними.

Он же знает, что там его подняли другие. Издевается. Дурачит.

— Я пошел, — бессильно сказал я, как можно безнадежнее махнув рукой.

— Ну, давай. — Он внутренне обрадовался, что на сегодня избавился от проблем, и проводил меня до самой двери. И когда он встал в проеме, опираясь руками о косяки, я неожиданно для него обернулся и пшикнул ему по глазам слезоточивым газом.

Он охнул, а я спокойненько прикрыл за собой дверь.

Этот умный думал: я буду убивать его пронзительными взглядами, презрительными словами, изощряться остротами, а ему — тьфу! Я успел понять, что «тьфу».

Раз такая теперь мораль — соответственно.

НИ ОДНОГО СЕРЬЕЗНОГО ЧЕЛОВЕКА

Было весело. Смеялись до упаду. Но вот гости ушли. И вдруг она неожиданно сказала:

— М-да… Ну и типы к нам ходят… — Такого от нее слышать не приходилось.

— В чем дело? Это мои сослуживцы.

— Ни одного приличного человека, — сказала она.

— Как? А Эрнест?

— К сожалению, Хемингуэй к нам еще не заходил, — усмехнулась она. Рот ее от злости перекосился.

— При чем здесь Хемингуэй? Он вообще-то Эрнст, но разница не столь серьезна.

— Совсем несерьезна.

— Он давно умер. Он не мог к нам заходить…

— Будь уверен, он бы не зашел к нам, если бы был жив.

— Почему — не зашел? Кто знает, может, он заходил бы ко мне каждый день и мы бы с ним сидели, ездили бы на рыбалку, болтали…

— Тебе бы только болтать! — Рот ее опять начал кривиться, прежде за ней такого не водилось.

— В чем, собственно, дело? Чем тебе не нравятся мои сослуживцы, ума не приложу. Они такие же, как и твои приятели, других приятелей у меня нет.

— Какого черта у тебя такие приятели?

— Чего ты хочешь, в таком случае?

— Хочу, чтобы к нам хоть раз зашел стоящий человек… — Рот ее от злости кривился, ходуном ходил в разные стороны.

— Ты кого-нибудь конкретно имеешь в виду?

— …Настоящий серьезный порядочный человек…

— Хемингуэй, значит? А больше ты никого не имела в виду?

— Отстань от меня.

— Напрасно, между прочим, ты не заметила Эрнста Жохова, он интересный человек, приятный парень.

— Твой Жохов ни с кем не считается.

— А ты с ним считаешься? Эрнст рассказывал о себе, но никого не задевал. Чем плохо? Он всех немного заслоняет, он очень энергичный человек.

— Возмутительно! — Она вдруг хватает тарелку и кидает в стену.

Осколки брызнули в разные стороны и звонко упали на пол.

Дальше говорить бесполезно. Всякое возражение пресекается тарелкой в стену. Звон посуды заставляет умолкнуть окончательно.

Моду взяла: чуть что не по ней — сразу бац! Хорошо еще, в стену, не в лицо кидается.

А я находчивый! Купил металлические тарелки взамен разбитых. Может, отучится кидаться посудой. Пусть теперь попробует разобьет!

…Было почти двенадцать. Ее все не было. Придет. Никуда не денется. Вот-вот должна появиться.

Прошел еще час. Пестрый гул города проходит сквозь двери и окна, назойливо лезет в уши. Шум небольшой, децибел сорок, не больше, но беспокойство усиливается. В голову полезли разные мысли. Лезут и лезут.

Новая металлическая тарелка вдруг оказалась под рукой, свирепо сжал ее в кулаке, она превратилась в бесформенный жалкий комок.

Раздался стук в дверь. Дверь не была заперта.

— Войдите.

Входит громадного роста мужик, свежепобритый, постриженный, держит фуражку в руке, знаки пожарной части на шинели в петлицах.

— Здравствуйте, — говорит. — Меня зовут Эрнст. Я от Любы. Она скоро будет.

— Вы откуда?

— Мы вдвоем с ней ловили такси на проспекте. Она завернула по делу, тут неподалеку. Просила ее подождать, скоро будет.

— Раздевайтесь, снимайте шинельку, пожалуйста, снимайте…