Избранные

Еще монолог, словно стих, навечно врезался в мою намять.

— Можно писать и так и этак.

Нужно писать только так.

Нужно писать себя.

Писать себя в ветре и буре, в морях, в дожде, в снегах и на солнце. Писать себя ожесточенно, атакующе, бешено, не думая, не рассуждая, не прислушиваясь, не вникая, — пусть на мне, как погода на барометре, отражается время.

Можно писать так и этак.

Нужно писать только так.

Пришло чудесное искусство — субъективное.

Я считаю прекрасным то, что нравится мне. Я всегда плевал на то, что мне скажут другие. Пусть прослыву нескромным и наглым. Я сейчас в настроении взвинченном. Это настроение как раз для работы.

Однажды он выходил с чемоданом. Я провожал его на вокзал. — Я не жалею покидать город, не боюсь далекого пути, не чувствую в душе пустоты, никогда не боюсь неизвестности. Только повторяю про себя одно и то же: «Н-да, очень странно!»

Глаза мои глядят вдаль, уверенность, нетерпение бродят в теле, страсть пути охватывает дрожью, и я повторяю одно и то же: «Н-да, очень странно!»

Женщины вообще очень странные. «Я люблю тебя, — говорила она, — и буду любить тебя всю жизнь». Я каждый миг рвался к ней… И вот встречает меня у двери и спокойно мне говорит: «Я вышла замуж. Заходи, если хочешь, сыграем в домино. Мой муж любит играть в домино».

Я вылетел с лестницы…

«Ты думаешь, — говорит, — я тебя за твое творчество любила, милый ты мой дурачок? Да мне плевать на твое творчество, начхать».

Словно я отдельно от своего творчества, словно дух в человеке — ноль, ничто. А есть нечто улыбающееся, пустое, сердящееся, смеющееся… Выходит, одно и то же, когда ты работаешь гениально и пишешь бред, халтуру. Лишь бы ты деньги зарабатывал, халтурил — портреты, стенды, панно писал. Ничего себе подруга жизни, спутница…

Короче, проводил я его на поезд, хотя он, видно, сам толком не знал, куда едет. «Я вихрем пронесусь по городам и странам!» — был его последний возглас.

Времени прошло много, для кого сто, а для кого, может быть, и тысяча лет. Одни ровесники умерли, другие постарели. Лично мне неохота на себя смотреть — время не пощадило.

Теперь он возит по городам и странам выставку своих художественных работ. Водит меня по своей выставке. Подумать только — целая выставка!

Уезжал он большого роста, широкоплечий и крепкий красавец парень. Сейчас сутул и тонок, как прут, у него будто выедено нутро под оболочкой. Бессчетные изощренные композиции порядком его иссушили. На щеке широкий розовый шрам — раньше такого не было — приобретен на чужбине. Волос без седины — покрашен или парик. В одежде старательно выдержан стиль.

— Скажи, старик, что-нибудь, не стесняйся.

Сколько помню себя, я всегда уступал его бешеному напору. Мне непривычно высказывать мнение о его поступках. С таким, как он, иметь дело не просто. Быть несогласным — попробуй! Тут же получишь отпор. Да и язык не повернется сказать плохое — вся жизнь положена на это, уж стоит чего-нибудь.

Нельзя не уважать энергию, с отчаянием и злостью вложенную в работы. Конечно, всякий, не только он, платит жизнью, естеством, плотью и кровью. Но ведь у других-то посмотреть не на что. А тут — такая энергия! Энергия направлена не на драку, не на воровство, не на баб, не на преступления. Но энергия, направленная на открытие, на обогащение души человека, для его блага… ведь это же хорошо!

Есть люди, у которых ум работает, как по линейке. Такой человек более или менее знает, что, куда, откуда и зачем, и с какой стати, и даже в некоторой степени почему. То есть он может немножко взять отсюда, немножко оттуда, и все будет в порядке. Он будет вовремя уходить, когда не нужно задерживаться. Будет говорить то, что нужно в данный момент, а чего не нужно, не станет говорить. И дружить будет с теми людьми, которые ему нужны, то есть небескорыстно. Все будет у него в порядке, да и только. Да порядок-то в один день может развалиться к чертовой матери. Как у бывших «больших» людей, взять, к примеру, какого-нибудь государственного деятеля, который провалился в тартарары. Так вот у них может быть некоторый порядок. Но великое, удивительное разве можно сделать по линейке? Порыв, хорошая голова, пылающее сердце нужны. В таком деле бесполезно работать по линейке, тем более если хочешь быть художником, показать людям новое, красоту…

Он, по сути дела, без пощады выворотил наизнанку человека, выпотрошил его, лишил лица. Понравилось ему лишать человека всяких иллюзий по поводу самого себя…

Хоть отбавляй злости в лаконичной изысканной форме. Нарочно! Чтобы зрители, привыкшие искать симпатии к себе, с отвращением отворачивались…

Ишь ты, гений, разложил человека на части — собери его теперь, попробуй, пощади. Природа создала человека в целости как самообразующуюся систему. А тут конец всему…

Впрочем, по-моему, в искусстве дойти до конца, до самого края — не страшно. Именно в искусстве всегда можно начать все сначала…

Пока свежо, в первый раз, — интересно. Безобразие, если подобным заполонят. А обычно так водится.