Избранные эссе

У католиков на этот вопрос отвечает догмат о непогрешимости Папы.

Протестанты ищут ответа на него в исследовании отдельных лиц.

Каков православный ответ?

Хомяков говорит, что он вытекает из самого существа православного понимания Церкви.

«В православии никакого главы Церкви — ни духовного, ни светского — мы не признаем. Христос есть глава церкви. Церковь не авторитет, а истина».

«Непогрешимость почиет единственно на вселенскости Церкви, несёт её весь народ церковный, — подлинное Тело Христово. Истина там, где беспорочная святость, то есть в целостности Вселенской Церкви».

«И Вселенская Церковь больше, чем даже Христовы Апостолы, которые являются лишь частью её. Где подлинная любовь, свобода и единство во Христе, — там и Церковь. Даже авторитет Вселенских Соборов не есть авторитет, или, во всяком случае, не является авторитетом на основании юридической законности их состава и их работы».

Хомяков говорит, что правильно созванный Собор может быть воспринят церковным народом как собор разбойничий, а одинокий голос какого-либо рядового члена его, идущий в разрез с голосами всех, — может в церковном сознании быть единственным подлинным выразителем голоса Церкви.

Так это было, когда святой Афанасий Великий в скромном сане диакона противостоял арианствующему собору и воплощал в себе церковную истину. Так же как это было во времена св. Максима Исповедника.

Таким образом, Вселенские Соборы не определяют существа Церкви и не несут на себе обязательности церковной непогрешности.

Авторитетность подлинных Вселенских Соборов определятся тем, что они свободно санкционированы всем церковным народом, причём эта санкция совершенно лишена какого бы то ни было юридического характера.

Последний авторитет находится в самом церковном организме, а он живёт по законам Духа, который есть соборность в любви.

Из всего сказанного об учении Хомякова, с неизбежностью в терминах, сложных психологических и рациональных обобщениях, можно сделать один вывод, что не всё сводиться к секуляризированной мысли. Всё гораздо глубже, и только целостному духу доступно проникновение в тайны веры и жизни. И хотя достижение этой духовной гармонии трудно и мало кому даётся, но однажды достигнув, человек может как бы проецировать истину свободного духа любви на все отрасли своей воли.

Эта проекция, у Хомякова, распространяется и на вопросы исторические, на попытки разгадать взаимоотношения знания и веры. Значение исследований Хомякова определяется даже не в конкретных выводах, а в стремлении постигнуть эту «единую» целостность и проследить разницу между Западом и Востоком. Он рассматривает Запад с точки зрения его эмпирического несовершенства, а к Востоку он относится, как к миру ещё не воплощённого идеала. Наверное, в этом есть слабая сторона его философских раздумий. Читателю, не подготовленному, может показаться сложным разобраться, где же лежит истина у Хомякова, т. к. у него существуют две мерки для определения того, чему он сочувствует и то, что он осуждает. Если бы он в изучаемых областях говорил об одном и том же, — или об эмпирическом несовершенстве в достижении идеала, или об ИДЕАЛЕ, не нашедшем своего воплощения.

Париж, 1929 г.

12–й час

Источник - http://mere-marie.com/

В душе каждого из нас есть мучительные и неуничтожаемые заносы. Мысль о России. Не со стороны, не как историки, не холодным разумом знали мы, что Россия погибает, а каждый своим личным опытом ощущал эту гибель. У одних врезались в память штабеля тел тифозных на какой-нибудь станции, ждущих погребения, у других — голодные дети, обреченные на смерть, третьи видели момент гибели всей России в расстреле близких, переживая их ужас в подвале чека. Наша любовь к родине была окрашена мучительным тоскующим чувством. Наша любовь была безнадежна. Ощущение гибели так точно. Собственно, мы все погибали вместе с Россией, и почти у каждого из нас есть память о каком-нибудь дне, когда казалось, что вот предел, что больше терпеть нельзя, что вокруг воцарилась вечная ночь и нет никакой надежды.

За эти девять лет выросли бесчисленные могилы. Могилы тех, кто умирал в глухую ночь и не мог верить, что будет рассвет. И казалось нам, что в этих могилах лежат не только наши близкие и любимые, но и сама Россия ляжет в них.

Страшный опыт у нас у всех, и надолго он обессилил нас.

Долго не были мы способны ни к какой борьбе и даже не знали, какие силы противника. Если же что и кидало нас на борьбу, то это была бессильная злоба и беспредельное отчаяние.

Но теперь что-то случилось в мире.

Пусть в области истории, во внешних событиях, не изменилось почти ничего, пусть и сейчас владеет та же власть в России и так же бросает в тюрьмы и ведет на смерть всех, кто ей неугоден, пусть Европа еще не до конца поняла глубину трагедии русского народа и пусть ей до этой трагедии еще мало дела.