Я не думала, что дойду до края. Мне могло хватить и его руки, а со ртом обычно бывало сложнее, без нажима, который мне нравился. Потом я вспомнила, что могу кое-что предпринять в смысле нажима или, по крайней мере, с Ником, сгребла в горсть его волосы и с силой потянула его к себе. Его пальцы на моих ногах сжались, вдавливая застежки пояса для чулок в кожу, но мне было все равно – стало хорошо, так хорошо, и он считал, что любит меня, и в этот момент абсолютно ничего не имело значения, кроме того, какие приятные ощущения он во мне вызвал.
В самый разгар я повернула голову и, хотя ракурс был неудобный, увидела сад в поместье Гэтсби и саму себя в саду, еще в глаза не видевшую ни Ника, ни, если уж на то пошло, самого Гэтсби. Я снова попробовала тот плод, сладкий, яркий и прекрасный, и рассмеялась.
Вот он – момент, когда наконец во время хорошего секса забываешь о том, как полагается выглядеть или каким, согласно твоим представлениям, должен быть благопристойный и уравновешенный человек. Мне в прическу набились крошки древесной коры, одна из резинок пояса лопнула, я даже представить себе не могла, что стало с моим макияжем, но ничто из перечисленного не имело ни малейшего значения, пока я чувствовала даже самые легчайшие и невинные прикосновения зубов Ника к моему низу.
Я зажала себе рот ладонью, еще не вполне готовая дать ему больше, но, почувствовав, как я дрожу, он застонал и впился в меня с новой силой. Он так разошелся, что под конец мне пришлось резко оттолкнуть его всем телом, а потом снова привалиться к дереву, потому что иначе я бы упала.
Пошатываясь, он поднялся, и я с удовольствием увидела, что испортила ему весь вид. Лицо раскраснелось и было мокрым, глаза сияли, как звезды, а невозможно красные губы растянулись в усмешке совершенно растерявшегося человека.
– Минутку… дай мне всего минутку, и…
– Тебе не обязательно…
– Думаешь, в этом причина?
Услышав это, он умолк и уперся ладонями в ствол по обе стороны от моей головы, пока я расстегивала ему брюки, чтобы оказать ответную услугу. У меня ныло запястье – видимо, он удерживал его, чтобы не дать мне остановиться, но он кончил, уткнувшись лицом в мою шею, и я решила, что мы квиты.
Когда его дыхание восстановилось, еще до того, как я была готова покончить с удовольствиями, Ник попытался привести нас обоих в порядок: застегнул брюки, вытащил жалкий платочек и с досадой уставился на него, гадая, чем он может помочь в этой катастрофе.
– Нет, идем, – позвала я и потащила его к воде. – Если не можешь что-нибудь исправить, самое лучшее – испортить все окончательно, чтобы никто не понял, что же на самом деле произошло.
Ник рассмеялся, и я задумалась: неужели любовь такова, неужели она заставляет забыть о гложущей боли, которая не прекратится никогда?
После целой недели дождей вода была мутной и серой, ледяной, как в январе. Ник схватился за меня, будто надеялся, что я его согрею. Платье колыхалось вокруг меня на воде, как завиток зеленого ликера в водке, трусиков я лишилась окончательно, а Ник целовал меня так крепко, что я лишилась и дыхания.
– Ну и ласковый же ты, – прошептала я, взлохматив ему волосы, и не расстроилась, когда до меня дошло, что со мной ему позволительно быть таким.
Мы выбрались на берег, едва не теряя обувь. Мимо пропыхтела машина с женщинами, разодетыми, как яркие кремовые цветы, и мы весело махали им, переходя через шоссе к двери дома Ника. Мы были в ударе, решила я, пока оставались вдвоем, предоставленными самим себе, но, конечно, все вмиг изменилось, едва мы переступили порог.
В гостиной Дэйзи и Гэтсби сидели в разных углах дивана, как дети на доске-качели. Дэйзи поджала ноги, была вся в слезах и с робкой улыбкой на лице. Увидев нас, она вскочила с напускной бодростью, суетливо похлопывая по раскрасневшимся щекам подушечками пальцев, пока Гэтсби, сама любезность, не протянул ей платок.
Гэтсби…
Каково это, когда тысячелетнему голоду удается вкусить то, чего он так долго жаждал? Если прежде его глаза были светлыми, то теперь почернели и словно обуглились, испуская струйки пара, которые я почти ощущала, но не видела. Он по-прежнему был застегнут на все пуговицы и выглядел безупречно, но что-то в нем высвободилось, как если бы мы, выйдя из воды, застали его в момент смены змеиной кожи. Я отступила на шаг, натолкнулась на Ника, и, судя по тому, как он взял меня за руку, он тоже заметил перемену. Дэйзи никак на нее не реагировала.
– О, вот и двое голубков, – воскликнула она, яростно вытирая лицо. – А мы уже начали гадать, куда же вы запропастились. Ник, твой дом – прямо игрушечка, но места здесь маловато, не потеряешься, верно?
– Разве что потеряешь ум, память и достоинство, – подсказал Ник, и я улыбнулась.
– Мы с Ником решили, что нам осточертели полумеры, – защебетала я. – Дождь наполовину вымочил нас, и я подумала, что море могло бы довершить его работу. Выглядим мы ужасно, ведь правда?
– Вовсе нет, – с приветливым безразличием ответил Гэтсби. – Но нельзя же провести в таком виде весь день. Идемте.