Избранные и прекрасные

Гэтсби удостоил его озадаченным взглядом, который быстро приобрел убийственную пронзительность.

– Прямо сейчас?

– Да, сэр.

По-видимому, существовали звонки, которые был не вправе оставить без внимания даже Гэтсби. Словно потерявшиеся котята, мы потянулись за ним в кабинет, где он нетерпеливым жестом взял трубку аппарата из меди и слоновой кости. Ник отошел к окну, чтобы не виснуть у Гэтсби над душой, но мы с Дэйзи устроились возле его стола: она сидела в его кожаном кресле, болтая ногами, меня заинтересовал снимок рядом с томами юридических документов.

Пока он говорил, понизив голос так, что тот напоминал мифический двадцать первый поезд, идущий из Манхэттена прямиком в адский город Дит («ну да, знаю, что скоро голосовать, да ты послушай, старина, будет исполнено, все будет исполнено…»), я сняла этот совсем маленький снимок со стены, чтобы получше его рассмотреть. На нем был изображен здоровый с виду мужчина с выпуклой грудью, лет пятидесяти или хорошо сохранившихся шестидесяти; не улыбаясь, он смотрел в объектив, стоя на носу гладкой и острой, как нож, яхты. Фотография была бы ничем не примечательной, если бы не две детали. Во-первых, это был скучный снимок из тех, какие берегут, только если на них изображены родственники, а у меня не было оснований предполагать такое о Гэтсби. Во-вторых, я разглядела на леере самого Гэтсби – невозможно юного, тонкого, как солнечный лучик; он усмехался довольно, как прогульщик.

– Это Дэн Коди, – тихо сказал Ник, незаметно подошедший ко мне. – В 1907 году Гэтсби вместе с ним обогнул мыс Горн.

Прежде чем я успела отреагировать на эту новость (быстро прикинув, что в то время Джею было семнадцать), Гэтсби повесил трубку, чертыхнулся себе под нос и вынул снимок из моих рук.

– Коди был славным малым, – сказал он мне с легкой улыбкой. – Каждый раз его вспоминаю, когда в этом доме кто-нибудь спрашивает чертов чилийский писко. Он был чикагцем до мозга костей, а это пойло способны пить только уроженцы Чикаго.

– И чилийцы, наверное, – предположила я, но никто не слушал.

– А можно нам вернуться в Чикаго, Джей? – спросила Дэйзи, лениво вращаясь в его кресле. – Мне там так нравилось. Говорят, они нашли способ оттеснить зиму на юг, так что на Мичиган-авеню теперь всегда солнечно…

Гэтсби на миг нахмурился, я увидела, как его взгляд метнулся по комнате. И почти сразу он пожал плечами, потому что, если он смог вырастить этот дворец из прибрежного ила в Уэст-Эгге, значит, мог повторить то же самое и на берегу озера Мичиган.

– Конечно, можно, – широко разводя руками, ответил Гэтсби. – Зачем нам торчать здесь? Можем отправиться в Париж, Марракеш, Йоханнесбург, а может, Джордан даже покажет нам Цейлон.

Последние слова относились ко мне и сопровождались подмигиванием – тем самым, в котором я, подняв бровь, распознала дружескую насмешку.

– Ну, если вы желаете проверить, способна ли я за двадцать минут найти выпивку, конечно, можно, но, если речь идет о настоящей экзотике, почему бы нам не обратиться к Нику? Он мог бы показать нам все диковины Сент-Пола.

– Моя прабабушка родом из Бангкока, – вдруг сказал Ник, и я протянула руку, чтобы слегка ущипнуть его за щеку.

– Поразительное фамильное сходство, тебе не кажется? – осведомилась я, и он с усмешкой взлохматил мне волосы.

– Ни малейшего, дорогая. Ее родители были миссионерами ордена Франциска Искупителя. Прабабушка родилась на берегах Сиамского залива, едва ее мать и отец сошли по трапу с их корабля «Кармин».

В некоторых отношениях это было не просто географическое совпадение, хотя Ник об этом явно не подозревал. Я никогда не рассказывала ему печальную и трагическую историю Элайзы Бейкер и о том, как я сама стала одной из Бейкеров Луисвилла. Внезапно я задумалась о том, откуда, по его мнению, я взялась.

Разумеется, Дэйзи об этом знала, и наш разговор ей уже наскучил. Она побрела из кабинета в зимний сад, и мы втроем потянулись за ней, как хвосты прелестного воздушного змея, а в зимнем саду неожиданно обнаружили рояль.

Михель Клипспрингер в том году бежал из Германии, но не от ужасов войны, а после того, как его жена, знаменитая театральная актриса Грета Маннинг, связалась с каким-то высокопоставленным боевым магом. Вдвоем они увенчали Клипспрингера парой изящнейших и милых антилопьих рогов, упрямо торчащих из его курчавой каштановой шевелюры. И, как оказалось, напрасно, потому что в конце концов он стрелял в обоих, убил мага и искалечил свою жену. И бежал в Гуляйпольщину, которая прекратила существовать, когда большевики перекрыли ей кислород, потом в Грецию, а оттуда в Нью-Йорк.

Я несколько раз встречала его на вечеринках у Гэтсби, но, признаться, еще никогда не видела одетым в полосатую майку и подштанники, с трудом поднимающимся с пола, на котором он лежал в определенно неудобной позе. Его одежда аккуратно висела на открытой дверце шкафа, массивные черные концертные туфли были приставлены носками к стене.