Избранные и прекрасные

– Эм-м… – он оправлялся с трудом. – Я как раз упражнялся, знаете ли. Это полезно для… для моей печени… Я уберусь с ваших глаз долой через…

– Да неважно, – перебил Гэтсби. – Просто сыграй нам.

Клипспрингер близоруко вгляделся в нас. Со своими рожками он был поразительно похож на олененка, робкого и ранимого.

– Я, собственно говоря, совсем разучился. Я же говорил вам, что не играю. Разучи…

– Довольно болтовни, старина, – сурово перебил Гэтсби. – Играй!

Ничуть не сомневаясь, что его приказание будет исполнено, он повел Дэйзи в глубину комнаты, чтобы усадить на бархатный шезлонг. Потом прикурил ей сигарету и сел рядом, а я взяла Ника за руку, пока Клипспрингер приближался к роялю, словно к дремлющему чудовищу.

Усевшись за клавиши в исподнем, он выглядел смешно и нелепо, но, едва его пальцы коснулись их, в воздух взвились трепещущие серебристые тремоло. Он словно навивал мелодию на пальцы, и я вдруг поняла: он играл то, что раньше только слышал.

Ник повернул меня лицом к себе, и мы удивленно закачались в танце. Где-нибудь в другом месте это была бы веселая песенка, ее бренчали бы на расстроенном пианино. А здесь, в сумерках, которые наконец наступили, удлинив наши тени на плитках, она звучала совсем иначе.

Хоть ночью, хоть днем от забав не устаем.

Ну разве нам не весело?..

Под пальцами Клипспрингера бойкий мотивчик превращался в нечто печальное, слишком мудрое и горькое. Играя, он закрыл глаза, по щекам заструились слезы. В глубине комнаты Гэтсби отвел руку Дэйзи с сигаретой и спрятал лицо во впадинке ее шеи.

Мы с Ником замерли, глядя на них. Воздух вокруг был полон летом и уверенностью, что в доме Джея Гэтсби лето – это лето – будет длиться вечно.

Ник обнимал меня за талию, я наконец повернулась к нему.

– Идем, – тихо позвала я. – Мы здесь ни к чему, верно?

Ник медлил, а потом, должно быть, кто-нибудь из нас издал громкий звук, потому что Гэтсби поднял голову и посмотрел в нашу сторону. Он не злился и не сожалел. Просто был в замешательстве. Там, где рядом с ним была Дэйзи, не существовало других людей. Он уже забыл, кто мы такие.

Ник тоже понял это и нехотя кивнул. Рука об руку, как дети из волшебной сказки, уходящие прочь от вспыхнувшего пряничного домика, мы вышли. Спешить нам было некуда, но оба мы уже пресытились удовольствиями, которые мог предложить Гэтсби. Входную дверь мы не нашли, зато отыскали выход для прислуги. И перебрались через узкую живую изгородь, разделяющую территории Гэтсби и Ника. Дождь снова припустил, лил сплошной стеной, и мы бросились под навес крыльца Ника, где еще постояли, переводя дыхание и вглядываясь в сторону только что покинутого сада.

– Ой! – воскликнула я, притворяясь веселой. – Моя одежда, мои туфли! Я оставила их у Гэтсби.

Наконец мы уселись рядышком на заднем крыльце, набросив мне на плечи пиджак Гэтсби – пиджак самого Ника остался в покоях Гэтсби, как моя одежда – в покоях Дэйзи, – и закурив одну на двоих сигарету с крепким турецким табаком. Ник сказал, что пристрастился к таким на войне, и мне она неожиданно понравилась.

– Ты обязательно должна когда-нибудь съездить со мной во Францию, – сказал он. – Только ты и я. Я бы показал тебе Руан и Гавр.

– Или Париж – или ничего, – отозвалась я, но это не был отказ.

Глава 15

Лето в Нью-Йорке тянется медленно, пока не начинает стремительно заканчиваться, и за четыре недели, которые перенесли нас из июля в мрачный, свирепый и лихорадочный август, я едва успела перевести дух. Сначала возникли сложности с тетушкой Джастиной, в результате которых мы провели несколько бессонных ночей и поселили у себя сиделку, потом целые выходные в Бруклине и Гарлеме не утихали волнения из-за Манчестерского закона, который отрезал путь для всех нежелательных и недостойных из длинного списка мест, а также привел к началу репатриации тех, кто злоупотребил гостеприимством, как деликатно выражались многочисленные подруги тетушки Джастины. Естественно, не указывалось напрямую, кто подразумевается – китайцы, ирландцы, мексиканцы, проклятые или мертвые, порой возвращавшиеся вместе с ними, – но хаос творился жуткий.

Ник спросил, не беспокоюсь ли я, и я повезла его танцевать в Престон, хоть танцы в Престоне я терпеть не могу, но отвечать ему мне хотелось еще меньше. Я объяснила, что Манчестерский закон не имеет ко мне никакого отношения, что я даже не помню, как была где-либо еще, и его ответ – «а докажи!» – так меня разозлил, что я сбежала и укатила домой с Джоди Вашингтон. Она задержала меня в гостях на несколько дней, пока не вернулся из европейского турне ее бойфренд, и к тому времени я уже была готова помириться с Ником, так что все в целом наладилось.