Избранные и прекрасные

Дождавшись, когда я кивну, он принялся вырезать, и ножницы двигались стремительно, расплываясь в воздухе, а обрезки бумаги рассыпались вокруг маленькой метелью. Почему-то от пощелкивания ножниц, режущих плотную бумагу, по моей спине снова побежал холодок, и я невольно обняла себя обеими руками, чтобы согреться в эту знойную августовскую ночь. Внезапно я поняла, что меня разоблачили. То, что делал сейчас этот человек, я сделала дважды – один раз у себя в спальне, другой раз в комнате Дэйзи, – а он творил то же самое ради забавы, на виду у бога, гостей Гэтсби и всего мира.

Я пыталась было остановить его, объяснить, что мне не интересно, но потом ножницы исчезли, а он взялся за край бумаги. От одного движения пальцев в его ладони распустилась ярко-оранжевая хризантема, осыпанная золотом того же оттенка, что и бумага, которую он резал. Он подбросил хризантему в воздух, и, прежде чем она достигла верхней точки дуги, у него в руке уже появилась еще одна, на этот раз красная, и тоже была подброшена вверх. И минуты не прошло, а я уже стояла под цветочным ливнем и, несмотря на все мое нежелание, завороженно смотрела, как алые, белые, оранжевые и фиолетовые цветы падают на меня, задевая руки, щеки и плечи.

Наконец в руке Кхая возникла белоснежная хризантема с золотым ободком вокруг каждого узкого лепестка, и он протянул ее мне. Не улыбнувшись, я взяла ее и с любопытством поднесла к лицу. И была разочарована, убедившись, что она не пахнет.

– Разумеется, не пахнет, – подтвердил он. – Ведь это всего лишь бумага.

– А кажется, будто настоящая, – ответила я, оторвала несколько лепестков и перетерла их пальцами во влажную массу.

– Ну конечно, она настоящая, – с улыбкой, полной надежды, согласился он. – Просто настоящая и сделанная из бумаги.

Я прикусила губу. Где-то в глубине моей памяти жили бумажный лев и бумажная Дэйзи, пошатывающаяся на высоких каблуках и усмехающаяся, отчего ее по-детски округлые щеки казались еще круглее.

– Но насколько настоящая? – спросила я, и он метнул в меня любопытный взгляд.

Потом грациозно наклонился и сорвал какой-то желтый цветок.

– Этот настоящий, – сказал он, проводя его лепестками по моим щекам.

– Этот настоящий, – он рассек цветок пополам, и рассеченный лист тонкой желтой бумаги спланировал на землю.

– Глупо вообще-то, – заметила я, но ему, похоже, не хватило ума, чтобы обидеться.

– Конечно, – усмехнулся он. – Глупо все, что мы можем сделать в таком месте.

В последних словах прорезалось такое презрение, что смешок застрял у меня в горле. Вечеринки у Гэтсби называли блистательными, модными, самыми восхитительными с тех пор, как месье Бартольди и Эйфель сначала подняли остров со дна нью-йоркской гавани, а потом – прекрасную женщину в медных одеждах из этого острова. Это событие называли новым возвращением Вавилона, явным признаком испорченности двадцатых годов и излишеством, которого все мы устыдились бы, если бы нам хватало совести, чтобы стыдиться.

Но я никогда не слышала, чтобы эти вечеринки называли глупыми, и Кхай при виде моего изумления усмехнулся.

– Слушай, Бай за опоздание мне голову снесет, – сказал он. – Только не приходи смотреть нас.

– Почему?

Я была задета, потому что он нашел наилучший способ заинтересовать меня, вызвать желание прийти и посмотреть выступление.

– Потому что, как я уже сказал, это глупо. Вот…

Он вынул из рукава визитку и ловко, будто карманник наоборот, сунул ее под бретельку моего платья.

– Приходи к нам во вторник, – разрешил он. – Я внесу тебя в список.

– Да уж, обожаю попадать в списки, – откликнулась я, и он с легкой усмешкой направился через газон к компании людей, одетых, как он. Должно быть, на прошлой вечеринке у Гэтсби я их проглядела. Все азиаты, все будто танцевали друг с другом замысловатый танец, а потом я увидела, как они совместными усилиями разворачивают огромный лист бледно-кремовой бумаги и как он вращается все быстрее и быстрее, распускаясь, как цветок лотоса размером с обеденный стол. Среди кремовых, как бумага, лепестков пряталась тоненькая девчушка ростом не выше почтового ящика, увидев которую я отвернулась.

Еще недавно я была бы заворожена, как и остальные зрители, но после слов Кхая увидела, что это на самом деле – дешевка, безвкусица, глупость.

Я направилась к бассейну, где Ник купался несколько раз, а Гэтсби, как он сам говорил, – никогда. По его рассказам я представляла тихое и жутковатое место, но не тут-то было.