Избранные и прекрасные

Некоторое время мы сидели молча, и я чуть не задремала, но тут он вновь заговорил:

– В пятницу мы уезжаем. Бай добыла нам каюту на «Принцессе Титании», так что мы отбываем.

Почему-то мне стало обидно.

– Так скоро? Вы же говорили…

– Сегодня голосование по Манчестерскому закону, и его наверняка примут, – перебил Кхай. – Родители Бай еще помнят, как были приняты законы о высылке. В то время она лишилась почти всех своих дядей. Потому и хочет, чтобы мы уехали.

Я помолчала, пока его слова укладывались в голове. Манчестерский закон был для меня темой для обсуждения подруг тетушки Джастины; в фешенебельном обществе, где я обычно вращалась, о нем даже не упоминали. Но теперь, когда я сидела в угнанной машине вместе с Кхаем, он казался более реальным, чем когда бы то ни было.

– Ты ведь, наверное, можешь уехать куда угодно, да? – попытался подбодрить меня Кхай. – В Париж или Лондон…

– Об этом я еще не задумывалась, – чопорно отозвалась я, и он рассмеялся, качая головой.

– Счастливая, – с явной обидой высказался он. – Ну, если захочешь разыскать нас, мы направляемся в Шанхай. Вероятно, в попытке противостоять действиям, которые резали бумагу еще до того, как ее изобрели, но тем не менее в Шанхай.

– Вполне возможно, что и разыщу, – ответила я и, поскольку представить себе не могла, что меня вынудят покинуть собственный дом, добавила: – Может, моя тетушка Джастина пожелает сменить климат. Шанхай окажется приятным разнообразием.

Он остановил машину на Парк-авеню и отдал мне ключи, словно взамен тех трех долларов, которые принял, не моргнув глазом. Оба мы выглядели так, что хоть сейчас на свалку. Утренний поток пешеходов раздваивался, недовольно обходя нас, и я задумалась, чем вызвано недовольство этих людей – нашей внешностью или тем, что мы оказались у них на пути. Рядом с Кхаем я более уязвима, поняла я. Когда я одна, то могу сойти за очаровательную диковинку. А рядом с ним превращаюсь в иностранную заговорщицу. Может, поэтому я старалась пореже бывать в Чайнатауне?

– Разнообразием, – эхом повторил Кхай.

– Да. Разнообразием.

Он пожал плечами.

– Неважно, как и почему ты приедешь, только приезжай, – сказал он. Мне подумалось, что он, вероятно, хотел бы выразиться яснее, но мы слишком плохо знали друг друга. И почему-то оба стеснялись.

Он попытался улыбнуться.

– Мы с Бай научим тебя, как правильно резать бумагу, а не кромсать ее, как сделала ты той ночью, – добавил он и ушел, прежде чем я успела удержать его. Умно, подумала я. Если я не отказалась, значит, есть вероятность, что я все-таки преодолею в себе гордость и приеду в Шанхай, чтобы разыскать его.

К тому времени, как я вошла в квартиру и заперла дверь, меня трясло. Я держала голову опущенной, чтобы ненароком не увидеть себя в зеркале у двери, шатаясь, прошла к себе в комнату, усталая настолько, будто не спала несколько лет. Раздевшись, я повалилась в кровать, испачкав белые простыни шлаковой пылью, въевшейся в мои руки, волосы, подошвы и даже в живот.

Интересно, каким будет мир, когда я проснусь, в полудреме подумала я.

Я проснулась в полдень. Манчестерский закон приняли.

Джей Гэтсби был мертв.

Глава 22

Его, конечно, застрелил Джордж Уилсон, и стоял за этим убийством Том, но об этом я узнала некоторое время спустя. Именно Том сказал Уилсону, кто, скорее всего, вел машину в ту ночь, и Том же направил его в дом Гэтсби, где разбитый «роллс» стал единственным доказательством, в котором нуждался Уилсон.

Мне бы хотелось изобразить Тома зловещей фигурой, рукой, держащей оружие, которым послужил Уилсон, но даже эту честь приписать ему я не могла. Том всего-навсего старался выгородить себя, и чаши весов на этот раз склонились не в пользу Гэтсби со всеми его возможностями и перспективами.

Джордж Уилсон явился в особняк в Ист-Эгге, и чугунные ворота не остановили его, а садовые дорожки не сбили с пути. Он застал Гэтсби у бассейна, где однажды я наблюдала, как люди превращаются в роскошных пестрых карпов, скользящих в воде, и, как написали в газетах на следующее утро, дважды выстрелил Гэтсби в голову, а потом отошел за буксовую изгородь и застрелился.

Но еще до того, как я узнала все это, я увидела ликующий заголовок о принятии Манчестерского закона – в тот момент я одна сидела за завтраком, потому что тетушка Джастина в сутки спала не меньше пятнадцати часов. Я сжевала тост, внимательно прочитала статью, а затем позвонила Нику.

– Я хочу тебя видеть, – сразу же заявила я и услышала, как он успокаивается на другом конце провода.

– Я на работе, – выбрал он самое среднезападное из всех оправданий, и я решила простить его.

– Мне тут вздумалось попутешествовать, – притворно-веселым голосом продолжала я. – Пришло в голову, что было бы неплохо отправиться туда, где погода не столь кошмарна.

– Попутешествовать?..

– Да, – живо подхватила я. – В Монреаль, или Буэнос-Айрес, или даже в Париж… или в Шанхай. Ты ведь мог бы показать мне Париж – правда, милый?

– Господи, Джордан! – воскликнул Ник, и мои щеки жарко вспыхнули.