Ситуацию спасло то, что Улька родилась в сорочке. Ее угораздило упасть прямо в лифтовую шахту. После приземления бездыханную Ульку еще долго покачивал батут курилки. Она очнулась, когда сетка почти не шевелилась.
— Ну, ты даешь! — обрушился на нее Макарон. — У меня чуть сердце не разорвалось.
Улька ошалело вращала головой и не понимала, где находится.
Сообщили Орехову, Деборе, остальным. Вызвали «скорую». Врачи сказали, что на выход из шока уйдет несколько дней. На место происшествия приехал следователь. Дача показаний для Макарона и Артамонова была хорошим поводом облегчиться. Рассказывать все, что было, просто так не поворачивался язык настолько с Улькой все получилось неожиданно.
— Что вы делали наверху? — спрашивал следователь.
— У нее была мечта — снять город с высоты птичьего помета, — отвечал Артамонов.
— Неужели об этом можно мечтать? — удивился следователь.
— А почему бы и нет?
— А больше вы ничего не снимали?
— Нет.
— А где пленка?
— Все упало вниз.
— Внизу ничего не нашли.
— Плохо искали.
— Вы занимаетесь сокрытием, товарищ Артамонов. Это преследуется законом.
— Мы знаем, чем занимаемся. И знаем, что все, чем мы занимаемся, у нас преследуется.
После допроса Макарон с Артамоновым отправились к Орехову, но в квартиру к нему попали не сразу. Полет Ульки отнял у него дар речи. Орехов заперся и никому не открывал. Но Артамонов настоял.
— В этой жизни пристрелян каждый наш шаг, — сказал он Орехову. — Не ценишь деньги — отнимут, не любишь жену — уведут. У денег и дружбы есть одна тонкость — их надо защищать, как диплом. Заслужить и потом защитить. Это две части одной работы. И еще — от жизни надо брать чуть меньше, чем она позволяет взять.
Орехов молчал.
— Пойдем проявлять пленки, — сказал Макарон Артамонову.
Они доехали до «унитаза», поднялись в лабораторию, достали из тайника фоторужье, вынули пленку и приступили к проявке. Потом сканировали кадр за кадром и по очереди вытаскивали на монитор. Снимки получились отчетливыми. Снятые в инфракрасном диапазоне, они придавали фактам дьявольский оттенок.
— Теперь эти ребята в наших руках, — сказал Макарон. — Главное промурыжить судебных исполнителей. Нам нельзя съезжать из детинца. Вплоть до того, что мы здесь забаррикадируемся.
— Надо призвать на помощь трезвенников, — вспомнил Артамонов, — и устроить из амбалов живое оцепление.
— Как мы раньше не додумались?
Утром с белым флагом на Озерную явился Фоминат. Платьев заслал его к «лишенцам» как бывшего у них в употреблении. На Фомината возлагались функции парламентера. Он сказал, что если в выходящей завтра газете будет снята первая полоса, то найдутся люди, которые хорошо за это заплатят. Он дал понять, что та сторона в курсе всего, что происходит в лагере противника.
Макарон встал навстречу, чтобы устроить Фоминату дисмисл — иными словами, чтобы дипломата, которого корчил из себя Фоминат, объявить частным лицом и потом по этому лицу как следует настучать. Но Артамонов тормознул его.
— Это наш человек, — сказал он. — Мы с ним проводили лотерею.
— Ну, извини, — сказал Макарон. — Так это и есть тот самый Фоминат натрия?
— Конечно.
— Похож.
— Сколько платите за пленки? — cпросил Артамонов у Фомината.
— Сто пятьдесят.
— Всего-то?
— А сколько вы просите?
— Мы ничего не просим. Нашу константу вы знаете — триста. Она не меняется на протяжении уже нескольких лет, поэтому не обсуждается.
— Я передам заявку губернатору.
— Но это не все, — сказал Артамонов. — Положение о лотерее до сих пор не подписано. Вы должны вернуть назад видеодвойку. Мы выставим ее в галерее, как в музее. Она дорога нам как память и чтобы замкнуть круг.
— Я принесу, — сказал Фоминат. — Завтра.
— Сегодня, — сказал Артамонов. — В четыре мы привезем в «Чикен» оригинал полосы и обе пленки. Деньги и техника должны быть при вас.
Было понятно, что Артамонов оттягивает время. Когда Фоминат ушел, Артамонов дал команду снять с номера сверстанный материал.
— Зачем? — спросил Макарон. — Мы, что, свертываемся?
— Нет. Мы снимем с полосы фотографии и отвезем, как обещали. А Дебора тем временем поставит другие, поконтрастнее. Они ведь думают, что мы не успели распечатать пленки.
Оригинал-макет снятой полосы Артамонов сложил вчетверо и опустил в боковой карман.