Избранные ходы

Группа, может быть, и уважала бы Рогожкина — дескать, слепой, а продолжает служить науке, не сходит с амвона марксизма-ленинизма, если бы не рассказ Бирюка о том, как лишился зрения «научный коммунист»: за надругание над ячейкой государства, которое Рогожкин совершил уже в зрелом возрасте, жена вылила ему на голову почти заварившийся чай.

— Да и кто вам позволит отправиться на заведомое голодание?! продолжала Татьяна разговор с Усовым, стравливая овчарке вторую упаковку цитрамона. — Запишите меня поварихой!

— Мы поплывем на хлюпких байдарках, — продолжал юлить Усов.

— Какая разница! Хоть на «Аврорах»…

— Ты же сама себе нагадала массу несчастий от водной стихии! отговаривал Татьяну Усов уже чисто символически.

— Не твое работническо дело! — всерьез рубила канаты Татьяна.

— Но зря ты метишь в коки. Мы возьмем тебя разве что в качестве балласта, тогда нам во время бури будет кого сбросить за борт.

— Если я вас всех не опережу! — имея на то все основания, сказала Татьяна.

Дезорганизация продолжилась в общежитии.

— А сколько, интересно, стоит прокат байдарок? — спросил Фельдман.

— Не больше, чем наши кривые посиделки в пойме! — подсчитал Решетнев. Он приводил траты к своей единице. Примерно в таком плане: «На фиг мне сперся этот костюм! Я отказываюсь его покупать. На такую сумму три раза можно по-нормальному посидеть в ресторане „Журавли“».

На демонстрацию пришлось выйти дружно. Солидарности не было предела. Если кто молчал и не орал, как дурак, считалось — соглашался. Сплоченность в праздничных шеренгах преобладала над стройностью.

Машиностроители, проходя маршем, заметили своих знакомушек из пединститута и по-рабоче-крестьянски поприветствовали их. В результате от будущих педагогов отделились два перебежчика — Нинель и подруга Забелина биологичка Лена. Они поспешили усилить мощь и без того самого уважаемого в городе вуза. Колонна, которую они оставили, словно равняясь налево, дружно повернула головы вслед уходящим подругам. В этот момент все девушки-педагоги были готовы переметнуться в ряды парней-машиностроителей, но, все еще находясь во власти условностей, не смогли раскрепоститься до конца и вышли к трибунам в гордом одиночестве.

Продемонстрировав должным образом свое личное отношение к трудящимся всего мира, байдарочники поспешили в условленное место сбора на Студенческом бульваре.

Маршрут похода был несложным — на электричке забраться в верховья Десны, а на лодках спуститься вниз до Брянска.

Биологичка Лена буквально увязалась за Забелиным, прознав про столь многообещающее продолжение маевки, и без всяких там рюкзаков и спортивных костюмов она в чем была на демонстрации, в том и отправилась в поход. С ней количество участников стало четным.

Электричка безудержно тряслась на стыках. Туристы, чтобы скоротать время, занимались чем попало — кто читал, кто грыз семечки, кто играл в шахматы. Мурат с Нинелью увлеклись простым, без погон, дураком. Сдавал в основном Мурат.

Неожиданно появился ревизор и потребовал какой-то доплаты за многочисленный багаж. За подобные нештатные ситуации в компании отвечал Фельдман. Кроме него, с людьми при исполнении разговаривать грамотно никто не умел.

— За какой багаж? — переспросил Фельдман у ревизора, как бы взяв себе небольшой тайм-аут.

— За все вот эти рюкзаки, лодки… — наивно ввязывался в разговор служащий.

— И сколько вы за все это хотите?

— Я ничего не хочу, существуют нормы.

— Раз не хотите, зачем делаете? Это ведь явно идет вразрез с вашим внутренним миром.

— Так, прекращайте базар, платите, и я побежал! — заторопил Фельдмана ревизор. — Мне еще семь вагонов проверять!

— Это не наши вещи, — сказал Фельдман.

— Как не ваши? А чьи же?

— Не знаем! Не наши, и все! Забирайте их куда хотите! Вызывайте милицию! Или утаскивайте их отсюда сами! Или выбрасывайте из вагона! Я помогу. Вот, пожалуйста! — Фельдман снял с вешалки сумочку Матвеенкова и выбросил в открытое окно.

Неожиданная тишина заглушила стук колес. Фельдман сам не понял, что сделал. Но реакция ревизора всех устроила — он махнул рукой и пошел ревизовать дальше.

— Сумасшедшие какие-то, — буркнул он себе под нос, переходя в другой вагон.

— Я это… ну, в смысле… — забеспокоился Матвеенков и задвигался по лавке, пытаясь как-то, хоть позой, что ли, заострить на себе внимание общественности.

— Неужто сало? — спросил Фельдман.

Матвеенков кивнул и икнул.

— У Забелина полный рюкзак этого добра, хватит на всех! Я сам помогал ему паковать. Если не веришь, спроси, — успокоил он друга. — Зато сколько денег сэкономили! А сумку мы тебе потом организуем, к следующему семестру. Если хочешь.

Татьяне и Усову по двустороннему соглашению предстояло плыть в одной лодке. Ключевым в их экипаже был вопрос: кто сядет на переднее сиденье, кто на заднее. Безопасного решения не находилось. В первом случае байдарка должна была клюнуть носом, во втором — опрокинуться назад. Ввиду неразрешимости вопрос был отложен до проб непосредственно на воде.