Орехов с Артамоновым зааплодировали.
— Частушка и в самом деле свежая, — признали они.
— Крутая? — обрадовался контакту водитель. — Напарник слова дал.
— Это наша серия гуляет, — сообщил Орехов.
— Какая серия? — спросил водитель.
— Мы сочиняем частушки и запускаем в народ на обкатку, — разъяснил Орехов. — Работа такая. Не верите? Могу продолжить серию:
— Так это вы все сами? — вылупил глаза водитель.
— Конечно, — подтвердил Орехов. — Серия называется «Клинские напряги».
— Ну, мне сегодня и повезло! — воскликнул водитель.
— И все «утки», которые гуляют по стране, тоже запускаем мы, — признался Артамонов. — В нашей системе есть специальный Подкомитет «уток».
— Да ну?!
— Вот те крест! И все анекдоты тоже сочинили мы.
— Какие анекдоты?
— Которые гуляют по стране.
— Да ну?! — продолжал изумляться водитель, он решил, что сразу за этим последует конкурс на лучший анекдот, но получилась заминка. Тогда водитель сам запел о том, как удачно он устроился в жизни, зацепившись за спецперевозки. И это было сущей правдой — весу в нем имелось центнера полтора, не меньше. Он сидел за рулем, широко расставив ноги и пропустив между ними брюхо, слегка прикрытое малиновой майкой. Всю эту конструкцию колыхало и заносило на поворотах. Кабина была сплошь уставлена пакетами с едой и бутылками. Водитель машинально сметал видимое и доставал из бардачков скрытые порции. Поглощая запасы, он рассказывал, как сложно стало бороться за зарубежные рейсы, тариф на ходку вырос вдвое. Потому что транспорт с радиоактивными отходами пересекает границу без досмотра. Забивай шмотьем хоть весь салон. Спихнуть добро через «комок» — нет проблем, товар отрывают с руками. А вот рейсы на наши атомные станции совершенно невыгодные — счетчик Гейгера щелкает, а навара никакого. Водитель посоветовал попутчикам за любые деньги устроиться в «Спецавто» и больше не знать горя. Естественно, сначала нужно сдать на категорию С…
— Конечно, это правильно, — не стал возражать Орехов, — когда в стране полный развал-схождение, без балансировки не обойтись.
Водитель почесал репу. Прежде к нему не применяли подобных сентенций.
Транспорт миновал конаковский пост ГАИ и, не снижая скорости, зашуршал по деревне Шорново. Слева нарисовался памятник Ленину. Ильич с присущей ему хитрецой выглядывал из засады на дорогу. В его глазах стыл извечный вопрос: «Как нам реорганизовать Рабкрин?»
— Да вы не стесняйтесь, — сказал водитель и подвинул пассажирам угощенье. Судя по набору импортных коробок, радиационные отходы, тикающие за спиной, следовали на Урал из-за бугра.
— Смотри-ка! — указал Артамонов на обочину, сплошь уставленную свиными головами на табуретках.
— Где-то я такое уже видел, — припомнил Орехов. — По-моему, на Красной площади.
— Я всегда беру здесь свежанину, — признался водитель. — Дешевле, потому без эпидемконтроля.
— И свинья, павшая от ложного бешенства под Бородино, легко сходит за здорового кабана, только что зарубленного в Дурыкине, — помог ему с продолжением Орехов.
— Рассказик у меня зреет в голове, — поделился муками творчества Артамонов. — «Сто лет одиночества, или Свинья на обочине» называется. Главная героиня — молодая хавронья. Действие происходит на откормочном комплексе. Подслушав свинарок, хавронья узнает, что убойный вес — сто сорок килограмм. Она садится на мощнейшую диету и держится на комплексе не один десяток лет. Ее проверяют на предмет ящуров, поносов и прочих вазомоторных насморков, чтобы раскрыть тайну худосочности, но она здорова и живет себе припеваючи.
— Хороший сюжет, — проникся Орехов. — Вот бы и людям установить убойный вес.
Водитель вздрогнул и спросил:
— А при чем здесь обочина?
— Обочина? Обочина ни при чем, — ответствовал Артамонов.
— Но она введена в название рассказа, — не отставал водитель.
— А чем свинья хуже пикника?! — вступился за друга Орехов.
В Клину Ленин был не в духе и с подозрением щупал пустоту в полых карманах.
У Химок попутка уходила на МКАД в сторону Рязанского шоссе. Пассажиры покинули кабину. Вычислив, что автобусами долго, они изловили такси, чтобы достичь ДАСа засветло.
— Родись у меня сегодня дочка, я бы назвал ее Фурой! — сказал в сердцах Артамонов, стряхивая с себя радиоактивную пыль.
Орехов с Артамоновым долго совещались: посвящать Артура в завидовское дело или нет — все-таки государственная тайна и немалая мера ответственности. В конце концов решили открыться, поскольку государство, пусть даже и устремившееся в новое будущее, все равно ничто по сравнению с желанием потрепаться.
Артуру было рассказано все как есть. Накатив косуху коньяку, он принялся давить на сознание.
— Значит, вы получили путевки в жизнь? — пытал он уставших друзей.
— Да.
— То есть, вы учились не зря, а я — зря?!
— Где-то так.